На прошедшей в начале февраля ежегодной Мюнхенской конференции по безопасности госсекретарь США Джон Керри поделился с участниками встречи своими довольно пессимистичными взглядами на глобальную военно-политическую обстановку. По его мнению, «мир, возможно, еще никогда до этого не имел дело одновременно с таким количеством кризисов и развалившихся государств».
Глава государственного департамента Соединенных Штатов, отчасти, прав. В настоящее время современная система международных отношений испытывает колоссальное давление. Заметны попытки расшатать ее фундамент. То тут, то там оспариваются принципы, казавшиеся еще вчера незыблемыми. Сразу в нескольких регионах планеты наблюдаются серьезные кризисные явления. Идут вооруженные конфликты, возникают дискуссии о справедливости существующих государственных границ, что гипотетически может спровоцировать следующие военные столкновения.
Все это в целом, действительно, не позволяет говорить о каких-то радужных перспективах в обозримом будущем. Премьер-министр России Дмитрий Медведев в том же Мюнхене не случайно много говорил о возобновлении холодной войны. Однако Керри все же закончил свое выступление на оптимистической ноте: «Эти кризисы нас не победят. Европа и США преодолевали и более тяжелые угрозы». И в этих его словах тоже есть правда. Ярким подтверждением тому можно назвать текущую ситуацию вокруг иранской ядерной программы, из-за которой еще совсем недавно Ближний Восток находился в шаге от полномасштабной войны.
Новая глава в иранской истории
16 января этого года МАГАТЭ обнародовал доклад, который сторонники мирного урегулирования иранской проблемы с нетерпением ждали все последние месяцы. Ожидания себя оправдали полностью.
Согласно документу Иран начал выполнять требования мирового сообщества в рамках договоренностей по ядерной программе. Напомним, летом 2015 года Тегеран обязался не создавать атомного оружия и использовать ядерные объекты исключительно в мирных целях. Взамен страны Запада пообещали ему снять экономические санкции, которые были наложены на него в период с 2006 по 2010 год и значительно затрудняли или делали невозможным торгово-экономическое, инвестиционное и технологическое сотрудничество с Ираном.
К концу прошлого года иранцы залили бетоном центральный сектор атомного реактора в городе Арак. Таким образом, они доказали приверженность соглашениям между Тегераном и «шестеркой» международных посредников: Великобританией, Китаем, Россией, США, Францией и Германией.
Как только появился доклад МАГАТЭ, в тот же день США, Европейский союз и Совбез ООН отменили ряд санкций в отношении Ирана. Несмотря на то что несколько ограничительных мер против иранского государства будут действовать еще как минимум десять лет, а режим санкций может возобновиться при первом же нарушении иранцами ядерной сделки, в самом Иране это известие встретили как национальный праздник. Президент страны Хасан Роухани поздравил соотечественников в соцсети Twitter: «Благодарю Аллаха за это благодеяние и кланяюсь величию терпеливого народа Ирана. Поздравляю с этой славной победой!». А затем много говорил о «поворотном моменте», открывшем «золотую страницу в истории Ирана».
Впрочем, ликование на иранских кухнях и в коридорах власти может показаться преждевременным. С одной стороны, теперь Иран имеет полное право покупать сталь, золото или, например, автомобили и торговать собственной нефтью и газом без ограничений. Отменены санкции против его банковского сектора и ряда других видов услуг. Из перечня иранских физических и юридических лиц, подпадающих только под санкции Вашингтона, удалят более 400 имен и названий. Кроме того, Тегерану вернут свыше 32 млрд. долларов.
Однако, с другой стороны, «черный список» компаний, связанных с Ираном, никуда не денется и продолжит существовать. Сейчас там более 200 предпринимателей и фирм. Многие банковские авуары на десятки миллиардов долларов и собственность иранского правительства в США пока остаются замороженными.
И самое главное. Вашингтон и его европейские партнеры по-прежнему будут препятствовать получению Ираном военных технологий и готовы впредь использовать политику санкций как эффективную меру воздействия. Так, уже 17 января американский президент Барак Обама подписал указ о введении санкций против организаций, причастных к иранской программе по разработке баллистических ракет. Более того, он предупредил, что санкционный режим по этой проблеме будет только усиливаться.
И это на самом деле серьезно. В декабре прошлого года официальный представитель госдепа США Джон Кирби пообещал, что Вашингтон «примет все соответствующие меры в случае новых запусков». Речь идет прежде всего об испытаниях баллистической ракеты средней дальности «Гадр-110», которая имеет дальность полета до двух тысяч километров и способна нести ядерный заряд. Американцы подозревают, что именно такие ракеты были испытаны в ноябре прошлого года в Иране.
Таким образом, с учетом того что иранцы явно не хотят останавливать свои ракетные исследования и даже, напротив, по словам министра обороны Хоссейна Дехгана, «намерены увеличить производство ракет, тестирование и проектирование новых единиц этого оружия», это может породить «ракетную проблему». Со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями для Ирана.
Вопрос, похоже, ставится ребром. Тот же Израиль и монархии Персидского залива по-прежнему настаивают на том, что Тегеран не отказался от попыток завладеть оружием массового поражения и средствами его доставки. В ответ 4 февраля командующий армией Ирана генерал А. Салехи заявил, что «Иран продолжит развивать ракетную программу, которая не является угрозой для соседей и друзей, наш ракетный потенциал становится мощнее, и это не является нарушением ядерного соглашения».
Безусловно, на таком фоне весь эффект от отмены санкций может оказаться смазанным. В то же время чувства иранцев также понятны. За сухой информацией об отмене международных санкций с перечнем того, кому и чем теперь можно торговать с Ираном, стоит гораздо больше, чем просто послабления в торговле.
Фактически можно говорить о падении жестких барьеров, отделяющих иранское государство от всего остального мира. Конечно же, они не были чем-то вроде «железного занавеса» между социалистическим и капиталистическим блоком. В отличие от СССР нынешний Иран оставался более открытым для мирового сообщества. Он неплохо торговал с соседями, проводил активную внешнюю политику в регионе, используя свои экономические и военно-политические ресурсы. Иран продолжали посещать туристы со всего мира.
Но даже несмотря на все это, похоже, что результат от нынешних изменений вокруг Ирана может быть не менее грандиозным, чем от завершения холодной войны.
Время собирать камни
Об этом можно судить хотя бы по обстоятельствам визита президента Роухани в Италию и Францию, которые он посетил в самом конце января. Поездку Роухани в Европу всего через несколько дней после отмены санкций наблюдатели называют не иначе как «прорывом иранской дипломатии на европейском направлении».
Следует отметить, что в итальянской и французской столицах Роухани принимали как дорогого и долгожданного гостя. Это подчеркивалось не только в суммах совместных договоров, но и в различных деталях. Например, в итальянских музеях обнаженные античные статуи прикрыли фанерой, чтобы не оскорбить иранского президента, а на переговорах Роухани и премьер-министра Италии Маттео Ренци не подавали алкоголь, запрещенный в Иране.
В итоге все стороны остались довольны друг другом. Из Италии домой Роухани привез соглашений на 18 млрд. долларов, договорившись о сотрудничестве в сталелитейной и горнодобывающей промышленности, в энергетической и банковской сферах, в области здравоохранения и образования. Общий объем совместных контрактов с французами составил 15 млрд. евро. Президент Франции Франсуа Олланд объявил об открытии «новой главы в двусторонних отношениях государств». В частности, нефтегазовая компания Total будет покупать иранскую нефть и предоставлять технологии, а иранская авиакомпания Iran Air приобретет 116 самолетов у компании Airbus. Помимо прочего Париж и Тегеран будут защищать культурное наследие Ближнего Востока и сообща бороться с финансированием международного терроризма.
Не менее серьезные проблемы поднимались и во время посещения Роухани Ватикана. С папой Римским Франциском иранский президент обсуждал проблемы сохранения мира и укрепления международной безопасности.
Примечательно также и то, что именно в Европе Роухани озвучил несколько важных внешнеполитических заявлений, явно адресованных западному обществу. Во-первых, он подчеркнул, что Иран заинтересован в восстановлении безопасности на Ближнем Востоке. Этот вопрос касается борьбы с такими террористическими организациями, как «Исламское государство», а также углубляющимся противостоянием в исламской умме между суннитами и шиитами.
В этой связи Роухани отметил, что Тегеран «не стремится к напряженности в отношениях с Саудовской Аравией». Тем самым он хотел показать Западу и арабским соседям, что не следует лишний раз будировать тему суннитско-шиитских противоречий, ставших особенно актуальными после вооруженных конфликтов в Сирии и Йемене. Как известно, гражданские столкновения в этих странах происходят не только по политическим, но в том числе и по религиозным мотивам. Причем Тегеран поддерживает близкие ему в религиозном отношении политические силы – алавитский режим президента Башара Асада в Сирии и хуситов-зейдитов в Йемене, тогда как Эр-Рияд оказывает военную и политическую помощь суннитским отрядам сирийской оппозиции и правительственным йеменским войскам, которые выступают на стороне президента страны суннита Абд-Раббу Мансура Хади.
Во-вторых, президент Ирана неожиданно заявил, что Тегеран не будет препятствовать налаживанию торговых и иных отношений с Соединенными Штатами. Более того, он надеется на восстановление полноценных связей с Вашингтоном. Роухани приветствовал появление в Иране американских бизнесменов, их инвестиций и призвал их поделиться современными промышленными технологиями: «Если американские компании хотят инвестировать в нашу страну, развивать нашу промышленность, мы не видим никаких проблем, добро пожаловать».
Сложно пока сказать, насколько решительно настроены иранские власти в изменении существующего статус-кво. Но, по всей видимости, Тегеран пытается извлечь максимальную пользу от отмены санкций, чтобы взбодрить свою экономику и придать ей дополнительный импульс для дальнейшего развития.
Интересно, что внешнеполитические союзники Ирана в лице России и Китая по разным причинам не смогут удовлетворить возросшие потребности Тегерана. Поэтому визит Роухани в Италию и Францию выглядит более результативным с точки зрения перспективного сотрудничества, чем, например, поездки иранских высокопоставленных чиновников в Россию или визит главы «Роснефти» Игоря Сечина в Иран.
Российско-иранское сотрудничество в последние годы вообще выглядит странно. Власти обеих стран постоянно говорят о необходимости углублять сотрудничество и выходить на новый уровень. Так, 5 февраля этого года Али Акбар Велаяти – советник верховного лидера Ирана аятоллы Али Хаменеи – посетил Москву, где, по его словам, договорился о разных совместных инфраструктурных проектах на сумму в 40 млрд. долл. «Документы уже парафированы, готовы к реализации и лишь ждут обеспечения кредитов и финансирования со стороны России», – отметил Велаяти. Проблема в том, что российская сторона до сих пор не может решить вопрос о выделении инвестиций Тегерану в размере 5 млрд. долл., а в Кремле слова Велаяти так никто официально и не подтверждает.
Очевидно, что Иран, долгое время находившийся в международной изоляции, сегодня нуждается в инвестициях и новых технологиях для преодоления своего промышленного и инфраструктурного отставания. Естественно, что источники того и другого он видит на Западе, в частности в Европе. Именно поэтому выбор пал на европейские компании. Сегодня только они во многом способны обеспечить модернизацию тех или иных отраслей иранской экономики, начиная от нефтегазовой промышленности и машиностроения и заканчивая образованием и туризмом. Отсюда стремление уделять особое внимание увеличению привлекательности своей экономики для вероятных западных партнеров.
Так, в новом шестилетнем плане экономического развития страны на 2016–2021 годы предусматривается либерализация экономики, включающая приватизацию с участием иностранных инвесторов. Задачей правительства является развитие наукоемких отраслей и освоение современных технологий в экспортоориентированых отраслях – фармацевтике, нефтехимии и производстве сжиженного газа. Уже в январе этого года в стране начал работать новый порядок деятельности иностранных инвесторов в нефтегазовой промышленности, который предоставляет больше прав и льгот на добычу и участие в производстве.
В свою очередь, в условиях глобального экономического кризиса для европейских и транснациональных компаний Иран с его многомиллионным населением сегодня является, пожалуй, самым заманчивым рынком.
Неудивительно, что помимо французов к иранским нефти и газу присматриваются итальянская Eni, норвежская Statoil и англо-голландский гигант Shell. Поскольку по запасам газа Иран занимает первое, а по запасам нефти – четвертое место в мире, здесь есть где развернуться нефтегазовым компаниям. Из-за санкций Тегеран надолго выпал из обоймы энергетических сверхдержав. По некоторым оценкам, чтобы вернуть статус крупнейшего поставщика нефти в ближайшие пять лет, ему нужно инвестировать в свой энергетический сектор около 150 млрд. долл.
Что касается газа, то германский газовый гигант Linde уже проявил интерес к иранскому газовому сектору. Участвовать в строительстве газовых веток в Европу, Индию и Турцию хотели бы многие европейские и азиатские компании.
Другой многообещающей отраслью промышленности Ирана становится авиация и автомобильная индустрия. Как указывалось выше, европейский концерн Airbus уже получил заказ на производство 116 самолетов. Однако, по данным иранских СМИ, стране может понадобиться почти 600 новых пассажирских самолетов разного класса.
По словам министра транспорта Ирана Аббаса Ахунди, в течение ближайших пяти лет страна может купить 400 авиалайнеров среднего и дальнего радиуса действия, а также 100 турбовинтовых самолетов для региональных маршрутов. Он также признался, что средний возраст имеющегося в распоряжении Ирана воздушного транспорта составляет почти 30 лет, а из 250 самолетов только 150 еще способны взлетать.
Поэтому Boeing, возможно, уже скоро составит конкуренцию Airbus. По некоторым данным, иранцы ведут подобные переговоры. В принципе США не прочь что-нибудь продать Тегерану, особенно на хороших условиях.
Если уж американский крупный бизнес не склонен подвергать идеологизации вопросы внешней торговли, то для европейских гигантов Иран постепенно превращается в настоящий Клондайк. Покинувшая Иран в 2010 году Daimler Trucks не только заявила о своем возвращении на иранский рынок, но и анонсировала открытие своих предприятий по производству грузовиков. В партнерстве с иранской Khodro она будет также производить моторы и другие запчасти для автомашин. О возвращении говорят и в представительстве автоконцерна Peugeot-Citroen. Еще четыре года назад Иран был для него вторым по значимости рынком. Так, в 2010–2012 годах компания продавала в Иране до 450 тысяч машин в год.
Успех Peugeot-Citroen хотят повторить их конкуренты из Volkswagen, которые готовы поделиться с иранцами частью своих технических новинок.
Не остается в стороне и такая традиционная для Ирана отрасль экономики, как туризм. Историческое, культурное и религиозное наследие Ирана всегда привлекало в страну посетителей из других государств. Поэтому еще в октябре 2015 года иранский вице-президент Масуд Солтанифар заявил, что «при отмене санкций ни одна из индустрий в Иране не выиграет так, как туристическая». Позднее в интервью агентству The Associated Press он доверительно сообщил, что ожидает «начала туристического цунами», а страна приступает к реализации строительства 200 новых отелей. Нужно отметить, что международные гостиничные сети уже внимательно изучают возможность инвестиций в иранскую туристическую индустрию. В частности, французская AccorHotels, владеющая брендами Novotel и Ibis, недавно открыла два новых отеля в Тегеране.
В 2014 году Иран посетили более пяти миллионов иностранцев, что принесло в казну около 7,5 млрд. долл. По оценкам Масуда Солтанифара, Иран способен к 2025 году привлечь в страну ежегодно до 20 миллионов туристов, которые будут оставлять в стране до 30 млрд. долл. в год.
Таким образом, Иран имеет серьезный потенциал в этой сфере. Некоторые наблюдатели сравнивают его с Мьянмой, где политика открытых дверей для зарубежных инвестиций привела в том числе и к туристическому буму, внесшему свой вклад в развитие местной экономики.
Сначала экономика, затем политика?
И здесь мы подходим к еще одному очень интересному и важному моменту. Отмена международных санкций не только возвращает Иран в мировую торгово-экономическую систему. Это решение кардинально способно изменить ближневосточную реальность.
Дело в том, что санкции были не просто наказанием за атомные исследования Ирана. Помимо прочего они решали задачу экономического и геополитического ослабления иранского государства, которое в середине 2000-х годов проводило весьма напористую внешнюю политику в Ближневосточном регионе.
Именно тогда благодаря США исчезли недружественные Тегерану режимы талибов в Афганистане и Саддама Хусейна в Ираке. Иранцы восприняли политический кризис у своих границ прежде всего как возможность увеличить собственный статус на региональной и глобальной арене. Доходы от продажи нефти росли как на дрожжах, и Тегеран использовал их для решения актуальных внешнеполитических задач. Поэтому он достаточно быстро превратился в одного из главных спонсоров новых афганских властей, несмотря на прозападную ориентацию Кабула. Иран влиял на политику в соседнем Ираке, где к власти пришли родственные ему шиитские партии. Присутствие Тегерана усилилось в зоне арабо-израильского конфликта, где ливанская шиитская группировка «Хезболлах» неожиданно вступила в острый вооруженный конфликт с израильской армией.
Наконец, именно на этот период пришелся пик противостояния Тегерана и Запада из-за иранской ядерной программы. Отсюда понятна логика противников Ирана, которые сегодня говорят о том, будто ядерные соглашения и отмена международных санкций обнуляют все их усилия, направленные на то, чтобы Тегеран перестал играть слишком заметную роль в регионе.
Больше того, в Израиле и ряде арабских государств полагают, что договоренности с Западом по сути легитимизируют Иран в качестве ядерной державы, а открывающийся доступ к многомиллиардным ресурсам спровоцирует государство на возобновление «агрессивной политики на Ближнем Востоке». Весьма показательно в этом отношении выступление начальника генштаба израильской армии генерал-лейтенанта Гади Айзенкота. В конце января на одном из международных форумов по безопасности он подчеркнул, что угроза, исходящая от Ирана, никуда не делась, несмотря на подписанные договоренности с Западом: «Желание получить ядерное оружие представляет собой часть культуры поведения нынешнего иранского руководства. Режим аятолл не верит в то, что без ядерной бомбы можно добиться максимального влияния в регионе, поэтому все эти годы там так настаивали на праве самостоятельно обогащать уран».
Несомненно, никто не даст гарантий, что Иран забудет о своих региональных амбициях и превратится в искреннего и преданного друга Запада или Израиля. В этом смысле последние решения Вашингтона о поставках Тель-Авиву новейших систем вооружений, самолетов нового поколения F-35, элементов противоракетной обороны, а также об увеличении ежегодной экономической помощи с 3 до 4 млрд. долл., могут выглядеть как превентивная мера. В этом же ряду, видимо, и введение американских санкций против близкой к Ирану ливанской радикальной организации «Хезболлах».
Вопрос в том, насколько сам Иран, где из-за санкций экономика переживает тяжелые времена, готов вернуться к логике противостояния с США и их европейскими или ближневосточными союзниками?
Судя по всему, сегодня Тегеран хочет убедить западное общество в том, что он готов меняться. В декабре прошлого года впервые в истории страны на выборы в Совет экспертов Ирана была зарегистрирована женщина – доктор юриспруденции Эсмат Савади. Совет экспертов, напомним, следит за политическими действиями верховного лидера Ирана и является одним из самых влиятельных властных институтов иранского государства. Достаточно резонансным было также назначение президентом Роухани послом в Малайзии Марзие Афхам, которая стала первой женщиной-послом Ирана после исламской революции 1979 года.
Увеличение количества представительниц прекрасного пола в политических и дипломатических органах явно адресовано мировому сообществу. Отличным сигналом это было и для местной аудитории, поддерживающей, условно говоря, реформаторское крыло иранского военно-политического истеблишмента.
Не секрет, что в иранском обществе давно существует запрос на политическую и социально-экономическую трансформацию. Многие иранцы все более скептически относятся к существующему теократическому режиму и его бытовым и иным ограничениям. Здесь, как и в последние годы в СССР, западная музыка, кино, образ жизни и иное политическое устройство выступают в качестве возможной альтернативы.
Немаловажный фактор – это молодость иранского общества и его информационные возможности в условиях глобализации. Молодежь больше своих родителей знает о внешнем мире и желает перемен. Здесь следует отметить, что правление консервативного Махмуда Ахмадинежада было во многом ответом на ближневосточную политику США, которая привела к вторжению в Афганистан и Ирак. Антитеррористическая кампания в Афганистане и свержение Хусейна в Ираке вызвали настоящий всплеск интереса к религиозным организациям и партиям в Пакистане, Турции, Палестине и других государствах. Во многом это была реакция на вестернизацию по-американски. Приход к власти Ахмадинежада в Иране, тоже отчасти отражал общие настроения в регионе.
Проблема заключалась в том, что в отличие от Турции, где победила Партия справедливости и развития и которая демонстрировала серьезные успехи в экономике и политике, для Ирана упор на консервативные идеи закончился печально. Поэтому в самый разгар действия санкций и противостояния иранского государства с Западом на парламентских выборах победил умеренный политик Роухани, ознаменовавший собой новую эпоху. С ним Западу было разговаривать чуточку легче, чем с жестко идеологизированным Ахмадинежадом.
Отмена санкций – это настоящая победа Роухани и приведших его к власти сторонников реформаторов. Но для кого-то это еще и доказательство того, что при определенном внешнем давлении Тегеран может пойти на уступки, которые рано или поздно приведут к изменению политической системы.
В этих условиях существующий в Иране режим, конечно, должен был показать, кто в стране является настоящим хозяином. Отсюда и воинственные заявления представителей вооруженных сил, и недружественные высказывания влиятельных аятолл в адрес Израиля, и неожиданная на первый взгляд критика реформаторского крыла со стороны верховного лидера страны Али Хаменеи.
В действительности, громкое появление Хаменеи вызвано не только усилением политической борьбы в преддверии парламентских выборов, намеченных на 26 февраля. Скорее всего, ему необходимо было сделать так, чтобы ни у реформаторов, ни у консерваторов не появилось соблазна занять доминирующее положение в политической жизни страны. Если усилятся первые, то они могут форсировать сближение страны с Западом на фоне последних событий. Ведь в числе реформаторов не только нынешний президент Роухани, но также бывший президент Али Акбар Хашеми-Рафсанджани – один из богатейших и влиятельнейших политиков Ирана. Он член Совета экспертов и долгое время считался вероятным преемником Хаменеи.
Если внутреннюю и внешнюю политику Ирана будут определять консерваторы, то это может привести к новому витку осложнений с Западом. Поэтому руководство страны стремится придерживаться умеренной и прагматической линии.
Очевидно, что для сохранения статус-кво иранским властям нужно поддерживать баланс всех политических сил. Любое резкое изменение чревато политическим кризисом. Поэтому как дальше будут развиваться события в Иране, покажут выборы в парламент и в Совет экспертов, реализация экономической программы и многое другое.
Для Запада, который, конечно же, желает быстрых социально-экономических и, возможно, политических перемен в Иране, нынешняя ситуация тоже приемлема. Ведь главное уже произошло.
Реакция иранского общества и стремительный марш-бросок Роухани в Европу отчетливо продемонстрировали возросшие потребности Ирана в западных деньгах и технологиях. С одной стороны – это совершенно новые возможности для иранской экономики, но с другой – это своеобразный крючок. В данном случае многолетний контракт на покупку европейских и, гипотетически, американских пассажирских самолетов – это не что иное, как сделка для Тегерана и страховка для Запада в том, что иранское государство будет играть по понятным и четким правилам. Примерно так же действовала Саудовская Аравия, которая после трагических событий 11 сентября 2011 года на время вышла из ближнего круга друзей Америки. Доказывая лояльность Вашингтону, Эр-Рияд покупал военные и гражданские самолеты и вкладывал в недвижимость в США. Поразительно, но Boeing – это одна из немногих американских фирм, которой будет позволено вести бизнес с Ираном.
Для Казахстана в нынешней ситуации вокруг Ирана важно то, что наше государство и бизнес тоже могут получить неплохие дивиденды. Мы можем продавать Тегерану уран, мясо и зерно и покупать у него овощи и продукты. Кроме того, Иран может превратиться в ключевой элемент транспортно-логистической инфраструктуры, за создание которой ратуют США, Китай, Пакистан, Индия и Турция. При таком варианте развития событий в нашем регионе возможны самые неожиданные геополитические и экономические изменения.