Одной из специфических черт войны в Афганистане всегда была приостановка активных боевых действий в осенне-зимний период. Как правило, в это время из-за географических и климатических особенностей страны коммуникация между регионами затруднялась, заметно ограничивая мобильность участников конфликта и соответственно резко снижая его интенсивность.
Традиционно с декабря по март афганцы залечивали раны и вели «подготовительную работу» к следующему боевому сезону. Они заключали новые военные союзы или искали спонсоров, которые поддерживали должный уровень их боеспособности. В это же время оживлялась афганская и международная дипломатия. В результате даже появлялись различные, порой самые неожиданные мирные инициативы, которые, правда, таяли вместе со снегом.
Такая ситуация была характерна для советской интервенции в 1980-е годы. Из-за закрытых зимой горных перевалов отряды моджахедов не могли получать всесторонней внешней подпитки и действовать более эффективно против советской и афганской армии. Это во многом было справедливо и во время войны движения «Талибан» с Северным антиталибским альянсом во второй половине 1990-х.
Схожим образом ситуация развивалась и в последнее десятилетие, когда с официальным Кабулом и войсками международной коалиции сражалась разношерстная афганская оппозиция. Последняя объединяла в себе от талибов и племенных пуштунских ополчений, недовольных политикой афганских властей, до сторонников всевозможных радикальных религиозных или экстремистских группировок.
Весьма симптоматично, что именно в конце декабря прошлого года официально завершилась операция Международных сил содействия безопасности (ISAF). После непростой президентской кампании и подведения окончательных итогов многим казалось, что в Афганистане установился баланс всех политических сил. По идее это должно было стимулировать мирный процесс и поиск компромиссов между Кабулом и вооруженной оппозицией. Поэтому с 1 января 2015 года стартовала небоевая миссия НАТО «Решительная поддержка», целью которой является обучение и поддержка афганской армии и полиции.
Однако в уходящем году военная обстановка в Афганистане выглядела совершенно иначе. Вместо ожидавшегося осенью снижения напряженности в стране повсеместно продолжались локальные боестолкновения. Больше того, 19 декабря глава афганского министерства обороны Масум Станикзай пообещал «провести крупнейшую операцию против экстремистов практически на всей территории страны».
Очевидно, что заявление Станикзая стало прежде всего реакцией на очень сложную ситуацию в сфере безопасности в стране. У многих еще на слуху взятие боевиками Кундуза в начале октября. Они пару дней удерживали город на севере Афганистана, а затем исчезли в неизвестном направлении также неожиданно, как и появились. Небольшие стычки боевиков с полицейскими и военными происходят постоянно, но самыми резонансными оказались нападение на аэропорт в Кандагаре и попытка захвата города Сангин.
Напомним, 8 декабря четырнадцать человек в полицейской форме ворвались в охраняемую зону кандагарского аэропорта и расстреляли свыше пятидесяти человек. Сорок из них были мирными жителями. Властям понадобились целые сутки, чтобы зачистить здание от всех нападавших. Впоследствии они были уничтожены. В тот же день ответственность за теракт взяли на себя представители талибов.
21 декабря жертвами нападения боевиков стали уже иностранные военнослужащие в городе Баграм, что в 60 километрах от Кабула. Одновременно афганская армия вела многочасовые бои с талибами за небольшой городок Сангин в южной провинции Гильменд.
Интерес к Сангину со стороны боевиков объясняется его географическим расположением. Город является стратегически важным районом, поскольку связывает столицу Гильменда Лашкаргах с северной частью провинции. Таким образом, владея им, талибы могут практически полностью контролировать север Гильменда. Считается, что именно здесь располагается центр производства опия, который приносит колоссальные доходы.
Отсюда неудивительно, что Кабул и его зарубежные партнеры всерьез озабочены ситуацией вокруг Сангина. В частности, Лондон направил часть своих военных на базу «Кэмп Шорабак» в Гильменд в качестве советников.
Стремительное ухудшение обстановки в Афганистане стало важной темой на внеочередном саммите ОДКБ, прошедшем в Москве 21 декабря. На повестке дня, естественно, стоял вопрос противодействия международному терроризму. Интересно, что участники встречи единогласно согласились с тем, что основная угроза мировому сообществу сегодня исходит от террористической организации «Исламское государство».
Это очень важное заявление, поскольку речь идет не только о вызовах со стороны Ирака и Сирии, часть регионов которых так или иначе находится под контролем отрядов «Исламского государства». Интрига заключается в том, что ИГ активно стала проявлять себя еще и в Афганистане. Так, 5 декабря в британской The Times появилась довольно любопытная статья, согласно которой 1600 присягнувших «Исламскому государству» боевиков захватили значительные территории четырех афганских провинций, расположенных к югу от Джелалабада. Сообщается, что местные жители тысячами покидают свои дома, а армия Афганистана теряет до полутысячи человек ежемесячно.
Впрочем, как указывают британские журналисты со ссылкой на высокопоставленного дипломата в Кабуле, афганское подразделение «Исламского государства» «не является международной угрозой как на Ближнем Востоке, но может ей стать через три – пять лет».
Между тем в некоторых российских экспертных кругах не согласны с подобной оценкой. Там считают, что ИГ в Афганистане становится важным военно-политическим фактором, который оказывает негативное влияние непосредственно на систему всей центральноазиатской безопасности. Проблема ими видится в том, что в рядах афганского ИГ сражаются не только бывшие талибы, но также боевики из мусульманских районов России, из Узбекистана и других стран Центральной Азии. Стоит ли удивляться, что 15 декабря в ходе своего выступления на встрече участников Шанхайской организации сотрудничества премьер-министр России Дмитрий Медведев выразил «крайнюю обеспокоенность в связи с деятельностью отрядов ИГ в Афганистане, пытающихся распространить свое влияние в северных районах страны, непосредственно у наших границ».
Ранее официальный представитель России в ООН Виталий Чуркин на заседании Совбеза этой международной организации заявил, что боевики «Исламского государства» уже контролируют часть каналов незаконных поставок наркотиков из афганской провинции Бадахшан. По оценкам исполнительного директора Управления ООН по наркотикам и преступности Юрия Федотова, «валовая стоимость производства опия в Афганистане в 2014 году составила 2,84 млрд. долларов, или примерно 13 проц. ВВП этой страны». Теоретически часть из этих денег может принадлежать экстремистам из ИГ.
В целом надо отметить, что не только российские наблюдатели говорят о значительном ухудшении обстановки в Афганистане за последние полгода. Так, в отчете Пентагона, опубликованном в середине декабря и представленном для рассмотрения в конгрессе США, сообщается о росте атак боевиков и увеличении потерь со стороны афганских правоохранительных органов. В тексте подчеркивается, что в 2015 году «талибы сохранили активность в провинциях Гильменд на юге страны, а также в Логаре и Вардаке на востоке, при этом им удается создавать атмосферу нестабильности на краткие периоды времени на севере Афганистана».
Весьма примечательно, что американцы тоже признают тот факт, что наряду с талибами против Кабула воюют боевики «Аль-Каиды», группировки «Исламское государство», «Исламское движение Узбекистана» и другие. Глава Пентагона Эштон Картер, прибыв 19 декабря в Кабул, отметил, что «борьба с движением «Талибан» все еще далека от завершения». А генерал Джон Кэмпбел, который возглавляет нынешнюю миссию НАТО в Афганистане, заявил, что «в стране действуют до трех тысяч сторонников «Исламского государства».
Иначе говоря, формально американские военные подтверждают существующие у Москвы опасения насчет афганского ИГ и количественного роста экстремистов. То есть Афганистан продолжает оставаться очагом распространения религиозного экстремизма и радикализма в регионе.
Однако разница в том, что в отличие от россиян на Западе ситуация в Афганистане не вызывает серьезной тревоги. И это, надо отметить, принципиальный момент. Потому что для тех же американцев или британцев основная задача сегодня видится в содействии Кабулу в обеспечении безопасности, подготовки кадров и финансировании армии. Тогда как Россия видит растущую угрозу со стороны афганских экстремистских групп для себя и всех стран Центральной Азии и говорит о необходимости скоординированных военных и политических действий в борьбе с радикалами. Такая формулировка проблемы может кардинально изменить общую картину.
Не исключено, конечно, что Москва, исходя из собственных тактических или стратегических интересов, может несколько преувеличивать степень риска. Например, как возможность использовать образ внешнего врага для расширения своего участия в геополитических процессах Центральной Азии. Как показывает опыт прошлых лет, это действительно может стать одним из инструментов России в ее внешней политике на данном направлении.
Но в таком случае вполне возможно изменение геополитической ситуации в регионе. Еще в сентябре этого года на саммите ОДКБ в Душанбе Россия предложила углубить военно-техническое сотрудничество в рамках организации. Тогда вопрос касался прежде всего расширения российско-таджикских контактов. Об этом вновь заговорили полмесяца спустя, когда афганская армия без боя сдала Кундуз – крупный город на севере Афганистана, который находится в нескольких десятках километров от границы с Таджикистаном.
Вообще многие в Москве рассматривали падение Кундуза как готовность афганских боевиков выйти за пределы страны. Кое-кто из российских экспертов особенно подчеркивал, что в атаке на Кундуз принимали участие радикалы из ИДУ и «Аль-Каиды» – граждане центральноазиатских республик. То есть если боевики-афганцы решали собственные задачи, то выходцы из Центральной Азии таким образом могли готовить бросок на север. Это связывалось с тем, что пакистанская армия в последнее время сумела выдворить их из зоны афганско-пакистанской границы. Теперь им нужны новые районы дислокации, подготовки и прочее.
В итоге президент России Владимир Путин на саммите СНГ 16 октября призвал страны Содружества «серьезно отнестись к возможному появлению экстремистов в регионе». При этом он дал понять, что готовится усиление российского контингента в Таджикистане.
Таким образом, осенью уходящего года Афганистан вновь превратился едва ли не в основную головную боль Центральной Азии и отчасти России, лидеры которой призывали не сидеть сложа руки. Однако на Западе не согласны с такой трактовкой. И осторожное заявление анонимного дипломата в Кабуле, процитированное выше, указывает не только на разное понимание вызовов в Москве и на Западе, но и методов решения афганской проблемы.
Например, американцы не стали резко увеличивать свой контингент в Афганистане. Как пишет газета Wall Street Journal, в этом году в Гильменд было направлено всего три дополнительных формирования спецназа США общей численностью около 40 человек. При поддержке британских коллег они будут консультировать афганских офицеров и непосредственно помогать им в проведении боевых операциий.
Получается, что, несмотря на возникшие угрозы от «Талибана» и «Исламского государства», западные военные рассчитывают справиться с ними силами небольшого контингента. При условии, конечно, что основную работу сделают все же афганцы. На этом фоне заявления ряда российских и афганских экспертов о том, что справиться с боевиками в Афганистане будет невероятно сложно, выглядят довольно странно. Например, представитель афганского сообщества в России Ахтар Сафи считает, что «решить проблему ИГ в Афганистане можно только военным способом, причем если бы не действия Москвы, страны Центральной Азии и Афганистан могли пойти по пути Сирии и Ирака».
Депутат нижней палаты афганского парламента Мохиуддин Мехди, который в 1980-е годы был соратником легендарного Ахмад Шах Масуда утверждает, что «в Афганистане России следует делать то же самое, что и в Сирии, – оказывать решительную поддержку центральной власти, бороться вместе с ней против талибов и «Исламского государства». По сути, они предлагают России проводить более активную политику в Афганистане и вокруг него, что, безусловно, может изменить существующее положение дел.
С этим наверняка не согласны на Западе и прозападные афганские деятели. Например, председатель Национального союза журналистов Афганистана Фахим Дашти подчеркивает, что сегодня в стране нет серьезного присутствия ИГ: «Существуют экстремистские группировки, но ИГ как такового нет. Есть те, кто называет себя «Исламским государством». Следовательно, если нет ИГ, то и нет нужды в изменении позиции России в отношении межафганского урегулирования.
Сегодня сложно сказать, кто из них прав. Как бы то ни было, проблема заключается в том, что некие радикалы в Афганистане, называющие себя «Исламским государством», ведут вооруженную борьбу одновременно и с Кабулом и с оппозицией. Так, с конца ноября и весь декабрь в провинции Нангархар продолжались столкновения между боевиками ИГ и «Талибана». В ожесточенных боях каждая из противоборствующих сторон использовала как легкое, так и тяжелое оружие. По данным местных СМИ, за неполный месяц талибы потеряли 24 убитых, а ИГ – 94.
Естественно, при этом возникает вопрос: кто составляет костяк афганского «Исламского государства», какие цели они преследуют, стоит ли общественности Центральной Азии опасаться этой новой организации?
Местные и зарубежные наблюдатели настаивают на том, что большая часть ИГ представлена бывшими талибами и иностранными боевиками, ранее воевавшими за «Талибан», «Аль-Каиду» и другие группировки. Так, в начале 2015 года ИГ «официально» назначила «губернатором Хорасана» бывшего командира талибов Хафиза Саида Хана, а его заместителем – другого бывшего полевого командира Абдула Рауфа Хадема. Однако 9 февраля Хадем был убит в Гильменде, а в июле в провинции Нангархар погиб еще один лидер ИГ Шахидулла Шахид – также в прошлом талиб. По сообщениям афганских официальных источников, в целом в 2015 году под ударами американских беспилотников и во время боевых действий против талибов погибло свыше тысячи членов «Исламского государства».
Считается, что талибы и ИГ воюют друг с другом из-за разного взгляда на религию и судьбу Афганистана. Первые заявляют, что их «главная цель – очистить страну от иностранной оккупации». Кроме того, талибы относятся к ханафитской ветви суннитского ислама и с почтением относятся к суфизму. Последователи «Исламского государства» исповедуют идеологию ваххабизма, отрицают суфизм, крайне жестко относятся к шиитам и желают создать халифат, куда должны войти помимо прочего Афганистан, Иран и Центральная Азия.
Между тем существует мнение, что корни противостояния афганского отделения ИГ и талибов более прозаичны. Не исключено, что данное образование появилось в результате раскола «Талибана». Так, к ИГ причисляют преимущественно тех талибов из провинции Нангархар, которые раньше контролировали ее столицу Джелалабад. Именно они после смерти муллы Омара остались не у дел. Пикантность ситуации заключается еще и в том, что часть нангархарских талибов была вовлечена в процесс, инициированный Катаром с целью создания в Дохе штаб-квартиры «Талибана».
По расчетам катарских властей, данный шаг легитимизировал бы определенные круги талибов, которые смогли бы открыто вступать в диалог с Кабулом при посредничестве Катара и других заинтересованных сторон. Однако на тот момент это противоречило интересам других членов «Талибана», которые опирались на поддержку соседнего Пакистана. Эти силы объединились вокруг муллы Мансура, сменившего Омара. В конечном итоге идея штаб-квартиры талибов в Дохе канула в Лету. Сам Катар усилил свою активность в зоне сирийского конфликта и наверняка забыл о нангархарской группировке талибов.
Однако после триумфального шествия «Исламского государства» в Ираке часть афганских талибов могла воспользоваться его лозунгами, чтобы напомнить о себе. Вероятно, даже они надеялись на какую-нибудь помощь Катара. Российские сторонники этой версии всерьез полагают, что небольшому арабскому эмирату сегодня удобно использовать афганский ИГ для того, чтобы воспрепятствовать созданию трубопровода ТАПИ из Туркменистана и Индию, так как у Катара есть собственное видение маршрутов экспорта газа в регионе и за его пределы.
Пытаются ли катарские власти действовать в Афганистане, как они это делали в Египте или Сирии, когда поддерживали организацию «Братьев-мусульман», или же афганцы, напротив, желают использовать Катар в своих интересах, уже не так важно. Важно другое. Равновесие политических сил, достигнутое к началу этого года в Афганистане, судя по всему, нарушено. Это означает, что открывается широкое окно возможностей для самых разных внутренних и внешних игроков. Часть талибских лидеров, по сути старейшины ряда пуштунских племен, противостоящих Кабулу, уже выступили за диалог с афганскими властями и с несколькими странами региона, уверяя, что только с их помощью можно уничтожить «Исламское государство» в Афганистане. Одновременно с этим те политические группы афганцев, которые прежде были ориентированы на Иран и Россию, едва ли не призывают их вмешаться в ситуацию и помочь усилить давление на талибов. Весьма характерно, что депутат Мехди сделал свое заявление после информации о том, что Москва не исключает налаживания контактов с афганскими талибами для урегулирования многолетнего афганского конфликта.
В Москве, в свою очередь, неожиданно заговорили о том, что Запад напрасно пытается реализовать концепцию Большой Центральной Азии. Ее по аналогии сравнивают с Большим Ближним Востоком и «теорией управляемого хаоса». В России полагают, что именно идея демократизации Большого Ближнего Востока, охватывающего территорию от севера Африки до Пакистана, привела к «арабской весне», смене режимов в арабских республиках и гражданской войне в Сирии и Ираке. По этой логике перенос внимания США и его партнеров на Большую Центральную Азию может дестабилизировать Центрально-Азиатский регион.
В любом случае нынешняя ситуация в Афганистане может отражать те тектонические изменения, которые происходят или могут произойти в Центральной Азии. Несомненно, что геополитическая конкуренция между ведущими мировыми и региональными державами в последнее время усиливается. И это способно вызвать самые разные последствия. Причем военно-политическая обстановка в Афганистане может стать как отражением того соперничества, которое происходит в регионе, и наоборот, обострение ситуации в стране может спровоцировать изменения геополитики вокруг этого государства.
Однако самым важным во всей этой истории остается то, что процесс как внутри Афганистана, так и вокруг него становится все менее предсказуемым. А это значит, что в любой момент всем нам нужно быть готовыми к любым неожиданностям.