Мы хотели бы представить вниманию читателя отрывок из книги Макса Карахана "Городские легенды Алматы". Это сказочная книга, как в прямом, так и переносном смысле сказочная во всех отношениях, в задумках автора, которые словно цветные шарики взлетают в небо и заставляют вас долго провожать их взглядом, в создании новых образов, которые с первых строк книги начинают рисовать причудливые узоры в вашем сознании, в сюжетных хитросплетениях, которые перекатываются в ваших мыслях словно речные камешки под горной водой, образуя живописные картинки и дающие повод рисовать новые поразительные картины в вашем воображении. Состоит она из восьми легенд-сказок, каждая из которых, представляет собой маленький волшебный мир, живущий своей жизнью в тени огромного мегаполиса. И это значит, что герои книги, встроены в знакомую нам с детства реальность, в близкие и понятные вещи, связанные с любимым городом.
Сюжеты сказок одновременно изысканны, остроумны и абсолютно оригинальны. Чего стоит история домового по имени Герман, выбравшего в качестве своего дома самолет «Эйр Астаны». Блестящая задумка в своем развитии превращается в трагикомический фарс, с историей домовых в Казахстане, с домовыми иммигрантами, таможней, депортацией и прочими прелестями, когда все эти вроде понятные нам вещи рассматриваются через призму абсолютно абсурдных ситуаций, главными героями которых становятся сказочные персонажи.
Каждая из легенд написана автором так, что создается впечатление, что она говорит с тобой, и ты начинаешь понимать, что это не чтение, а диалог с произведением, когда, как это ни странно, тон в разговоре задает читатель, а не автор, а сказка лишь продолжает поднятые читателем темы. А все потому, что персонажи этой книги – это мы с тобой, читатель, а обстоятельства, в которых эти персонажи оказываются, когда-либо в той или иной степени пережил каждый из нас. Просто автор наделил привычные и обыденные вещи сказочным и волшебным наполнением так искусно, что практически не замечаешь, где заканчивается реальность и где начинается миф.
Каждый из нас знает историю золотой рыбки и как минимум основную сюжетную линию сказки Пушкина, но то, что происходит с ее прагматичной родственницей пойманной в Балхаше, это новейшая история и продолжение старой сказки в совершенно бесподобном и неожиданном для всех ракурсе.
Книга «Городские легенды Алматы» буквально набита фольклорными образами разных народов и культур, которые причудливо переплетаются между собой и на выходе создают совершенно потрясающую гремучую смесь персонажей, событий, вещей и образов. Джинны и дэвы, тролли и ведьмы, драконы и говорящие рыбки, впаянные в алматинские пейзажи и алматинскую действительность, тем не менее смотрятся там абсолютно уместно и гармонично.
Если герои книги занимают тебя больше, чем автор, значит, книга удалась. Герои алматинских легенд близки и понятны каждому, хотя ситуации, в которые они попадают, иногда очень далеки от реальности. И при этом автор умудряется не просто придумать сказочного персонажа, но и наделить его своей историей, которая дает убедительное и разумное объяснение его происхождения. Практически каждый волшебный герой из алматинских легенд не выскакивает как чертик из табакерки, а появляется со сдержанным достоинством, так как за спиной имеет ясную биографию, родовые корни или богатую родословную. Каждая из сказок не просто переплетение оригинальных сюжетных линий, глубокого содержания и жизни их героев. В каждой из этих легенд заключена маленькая интеллектуальная бомба, скрытый философский подтекст, которые срабатывают и раскрываются в финале, потому и удовольствие от прочитанного становится неизмеримо больше.
Знакомые с детства сказочные и фольклорные мотивы накладываются на картину, до мелких деталей знакомую нам с детства, на картину жизни современного города, в результате чего в голове возникает фейерверк абсолютно новых эмоциональных ощущений, сравнимых с приходом долгожданного праздника.
В этой книге есть счастье чтения, а счастья не бывает слишком много.
Портреты заговорили от Алматы до Восточной Германии
Этот дом стоял на углу Фурманова и Кабанбай батыра. Старые алматинцы до сих пор упрямо называют Кабанбай батыра улицей Калинина. Хотя для новых поколений и имя Калинина, и особенно его должность «всесоюзного старосты», не имели никакого смысла. Но выходцы из бывшего СССР упорно цеплялись даже не за символы ушедшей эпохи. Просто Калинин, Киров, Красин и прочие старые коммунисты напоминали об ушедшей молодости, а также о прежней уютной, прозрачной до слез Алмате, образ которой постепенно таял под напором новой молодой, всегда непривычной и очень часто провинциальной жизни.
Это был очень старый дом, его построили после войны, в самом удачном месте города, его сакральном месте, если таковое вообще могло быть у советских атеистов. Рядом были самые лучшие скверы около Театра оперы и балета, мимо по Калинина гуляли счастливые дети хрущевской оттепели, они называли его Бродвеем.
Кайрат решил купить квартиру по случаю. Не то чтобы он так уж сильно ностальгировал по старой Алмате, но в детстве ему казалось, что именно здесь находится центр города. Там, где стоит дом с башенкой на верхнем левом углу Фурманова – Калинина, если смотреть вверх в горы. В советские времена внизу находилась сберкасса, а потом офис Народного банка.
Нижняя часть этого перекрестка нравилась Кайрату гораздо меньше. Может быть, потому, что раньше там находилось сразу два овощных магазина с очень насыщенными запахами соленых бочковых огурцов и подгнившей капусты. А может быть, потому, что именно в этих магазинах Кайрат в свое время в больших количествах покупал кубинский ром и сигары, их в Алма-Ате в какое-то время было в избытке, о них у него остались тяжелые воспоминания, и его организм слегка потряхивало, когда он ощущал где-нибудь запах рома и сигар.
Дом с башенкой казался чем-то волшебным, как будто из старонемецких сказок. Книжка на эту тему попалась Кайрату еще в далеком детстве и произвела неизгладимое впечатление рисунками готических замков и пряничных домов.
Таких домов в центре Алматы было несколько, но только в одном были жилые квартиры. Квартиру продавали довольно дешево, и это привлекало в ней больше всего. Все остальное было далеко от какого-либо идеала. Начнем с того, что одна комната была треугольной. Это как раз в той части дома, которая была под башенкой, такая специфика архитектуры. Еще в ней не было окна, она скорее напоминала треугольный шкаф.
Квартира была в ужасном состоянии, ее не ремонтировали лет 40, с той самой хрущевской оттепели, когда по соседству находился Бродвей. В ней раньше жил полковник – ветеран войны, и квартиру продавал его внук. Ветеран скончался больше года назад, его внук пытался продать свое наследство уже месяцев восемь. Но никто не хотел брать такую странную квартиру, несмотря даже на ее центральное местоположение.
Кайрат рассматривал эту квартиру среди прочих зависших вариантов. Все риэлторы знали, что если квартира долго не продается, ее можно попытаться купить, предложив слегка паникующим хозяевам более низкую цену. Вот и Кайрат занимался тем, что ездил по таким вот квартирам и делал продавцам предложение на 20–30 процентов меньше запрашиваемой ими цены. У кого-нибудь в итоге не выдерживали нервы, и они соглашались.
Тогда Кайрат получал дешевую квартиру, потом ее можно было сдать в аренду или продать, если будет покупатель, получив гарантированные 10–15 процентов прибыли, а можно было ждать роста цен. Хотя на рост мало кто надеялся. В конце девяностых квартир в Алмате было очень много, предложение на рынке огромным, покупателей было мало. Слишком много людей уезжало в Россию и Германию. Поэтому у Кайрата накопилось уже довольно много квартир, он их сдавал, что давало неплохую прибыль, чтобы покупать новые.
Но квартира на Фурманова – Калинина никак не продавалась. Хозяин просил больше цены рынка и не хотел уступать. Кроме того, он явно не собирался уезжать, поэтому мог ждать сколько угодно.
Кайрат не смог бы никому объяснить, что именно тогда привлекло его в этой квартире. Может быть, то, что она была в том самом центре, а это место грело душу каждого алма-атинца. А может быть, одно странное обстоятельство. На стене в квартире висела картина, весьма старая, это был портрет какого-то человека. Как показалось Кайрату, он был в европейском костюме прежних времен, возможно, XIX века. Это был солидный человек с усами, бакенбардами, в сюртуке, похож на почтенного отца семейства. Он смотрел строго, вполоборота налево.
Так вот, во время осмотра портрет неожиданно подмигнул Кайрату. «Показалось», – подумал он, хотя в голову сразу стали закрадываться нехорошие мысли по поводу вчерашней вечеринки и накопившейся в связи с этим усталости. Кайрат посмотрел на картину с легким опасением.
Внук ветерана обратил внимание на то, что Кайрат остановился у портрета.
– Это трофей, дед с войны привез. Мать рассказывала, он много чего тогда привез из Германии, из мебели вон диван остался. Дед говорил, что картину со стены в немецком особняке снял, понравилась она ему очень. Мужик этот усатый на их зама по тылу был похож, хотел ему подарить, но, видно, не получилось, раз здесь оказалась. Потом мы продать ее хотели, в музее сказали, что это, скорее всего, подделка, копия, говорили, что ничего не стоит. Хотите, отдам ее вместе с квартирой, если возьмете?
Кайрат тоже подумал, что не может быть это подлинником или чем-то слишком уж старым, ушлый внук уж точно бы выяснил, если бы картина представляла хоть какую-то ценность. Но выглядела она неплохо, солидно, была и в меру старой и очень европейской по своему виду. Можно было подарить ее одному уважаемому человеку, агашке, тогда это слово становилось все более распространенным в узких кругах, тот оценит. Хотя, конечно, Кайрат решил взять квартиру не из-за картины, а из-за местоположения. После ремонта, ее вполне можно было сдавать в аренду, например, иностранному ученому, такие стали часто приезжать в город.
После завершения покупки Кайрат решил отметить это событие со своими самыми близкими друзьями. Место располагало к хорошей пьянке, кроме того, была пятница, а это уже был практически святой день. Они купили у знакомого бизнесмена в его офисе на Тулебаева – Калинина два ящика пива «Хольстен», так получалось дешевле, заехали в кулинарку на Панфилова – Советской, взяли рыбы, салатов, пирог с мясом.
Тогда это было лучшее место в Алмате, где еще присутствовал дух того литовца, который в начале девяностых открыл одним из первых в Алмате частное предприятие качественного общественного питания, а потом он уехал в российский Калининград, совсем недалеко от его исторической родины, откуда его предков зачем-то занесло в далекий Казахстан.
Потом они расположились в только что купленной квартире, где продавец оставил кое-что из старой мебели. Например, стол на кухне, одна из ножек которого была давно уже сломана, но к ней примотали скотчем простую палку, и вся это конструкция кое-как держалась, по крайней мере, была способна выдержать закуску и три бутылки пива одновременно, все остальное они сгрузили на пол.
Перед началом вечеринки друзья вышли на балкон в зале, который выходил прямо на угол Фурманова – Калинина. Был тихий алматинский весенний вечер, воздух был свеж, машин было мало, людей тоже. На дальнем углу, ровно через перекресток находился иранский культурный центр, чуть ниже его как раз завершала свою работу «Академкнига», оттуда выходили последние покупатели. Кайрат вдохнул теплый воздух и подумал: все-таки хорошая покупка. Даже если не будет прибыли, этот дом стоил затраченных денег, место было шикарное.
Пьянка удалась. Пиво было привычно бутылочно-крепким, салаты и мясо из кулинарии стандартно вкусными, а бутылка водки в завершение банкета решительной и ударной. Кайрат проснулся утром от стука в голове, это была не легкая звенящая барабанная дробь, а скорее могучие удары молотком по куску старого железа. Кайрат содрогался от грохота в голове, от частоты сердечных ударов, от зеленой мути, которая поднималась откуда-то из глубин взорванного ночью неизвестными террористами подсознания.
Кайрат приподнял голову, это потребовало больших усилий, и одним глазом посмотрел на уголок старого дивана. Он видел каждую из многих разорванных невероятно давно ниток блеклой ткани, которые разлетались в разные стороны от потрепанного временем старого дерева, потерявшего последние краски от когда-то полных сил и свежести только что обструганных досок из дуба.
Кайрат не мог встать с кровати, несмотря на настоятельные призывы своего организма, который жаждал одновременно и воды и облегчиться. Это было привычно ужасно, так всегда бывало после особенно больших попоек с друзьями. Но эта муть в голове рано или поздно должна была разойтись. Рано, если сейчас выпить что-нибудь, воды или лучше рюмку коньяку с лимоном, позже, если просто дать своему сознанию провалиться и ждать, когда организм придет в себя. Кайрат как раз колебался между этими двумя вариантами развития событий, когда услышал, как его кто-то зовет.
В том, что кто-то его зовет, не было никакой неожиданности, может быть, это с ночной пьянки остались Ерлан с Алексеем, и теперь кто-то из них тоже жаждал пива, коньяка или воды. Кайрат решил все-таки собраться и встать. Если кто-то еще так же мучается, то вместе будет проще решиться на сложный выбор, например, что лучше – коньяк с лимоном или пиво.
Кайрат с огромным трудом встал, сосредоточился, сфокусировался и пошел в зал из кухни, где он спал на разбитом диване. Но здесь никого не было. Кайрат с удивлением оглянулся, заглянул в треугольную комнату. В квартире вообще никого не было. Затем его сзади окликнули, он обернулся и опять никого. И только потом он понял, что смотрит прямо в глаза надменному человеку с портрета на стене.
– Добрый день! – заговорил человек с портрета.
Кайрат не ответил, он все не мог собраться, его голова проваливалась куда-то вглубь, она болела, его мутило, и разговор с портретом на стене никак не облегчал ситуацию. Кайрат развернулся и пошел на кухню, ему теперь просто настоятельно требовался коньяк, двойная доза и половина лимона, иначе его мозг отказывался что-то понимать. Конечно, был вариант, что это белая горячка, но Кайрат пока в нее не верил.
После коньяка и лимона стало чуть лучше, к Кайрату вернулась способность соображать, затем он сам вернулся в комнату, получается, что к портрету.
– Добрый день, – портрет снова заговорил.
– Привет, – Кайрат все еще не понимал, что делать и говорить.
– Вы не бойтесь, я не галлюцинация, хотя видел, как вы вчера много выпили, могло бы всякое показаться, но нет, я вот он здесь. И, кстати, я вам по-хорошему завидую, пиво, шнапс… – портрет на стене как будто причмокнул, вроде бы пытаясь втянуть в себя что-нибудь алкогольное. Когда не получилось, он очень по-детски огорчился, что было странно для крупного слегка отяжелевшего лица с густыми усами.
– Позвольте представиться, я Вальтер, вернее, когда-то был Вальтером. Я юнкером был, помещик по-русски, жил в Бранденбурге в XIX веке, служил в прусской армии офицером, но недолго, после битвы у Садовой ушел в отставку по ранению, этот мой портрет рисовал художник из Берлина. Честно, так себе художник, портреты рисовал по провинциальным дворянам, пил много. Но дешево брал, потому мы его и заказали, все-таки родовое гнездо, на стенах портреты предков висели, вот и я решил, что должен быть рядом с ними.
Кайрат поднял руку, не зная, как еще остановить словоохотливого немца с портрета. После паузы он спросил:
– Слушай, откуда ты русский-то знаешь, если такой старый немец?
– Так я здесь сколько уже на стене вишу! С 1950-х годов, когда этот полковник, который меня со стены в моем особняке снял, увез сюда в Азию. Я вот слушал, как они разговаривают между собой, как песни поют, потом телевизор появился, стало интереснее, а мой полковник любил телевизор, днями напролет смотрел. Вот я и выучил.
– А с ним ты не разговаривал?
– Пытался, но для этого человек нужен подходящий и чтобы выпивший был чуть-чуть, иначе трудно канал взаимодействия открыть. А полковник пил слишком сильно, не так как ты, хотя ты тоже хорошо пьешь, но он мог две или даже три недели пить. И когда я с ним пытался говорить, он сначала был уверен, что я та самая белая горячка, о которой ты тоже подумал, потом бросал в меня газетой, шкурками от колбасы и кричал, что фашисты кругом. В общем, канал общения у нас с ним не получался, был нечеткий, прерывался все время. А вот с тобой практически все идеально получилось, и выпил ты нормально. А потом полковник пил, как он сам говорил, «по-черному». Я так понимаю, у него черные мысли были, был мрачен все время. Ты другое дело, веселый и друзья у тебя веселые, но более ответственные, что ли. Вот вчера ты хотел бутылку пустую в окно выбросить, но они не дали, сказали, что на Фурманова бросать нельзя.
Кайрат снова поднял руку, немецкий портрет, похоже, вообще не мог отвечать простыми предложениями. Потом он с явным облегчением воспринял информацию, что друзья не дали ему ночью выкинуть пустую бутылку на улицу.
– Когда говорят «по-черному пил», это не значит, что у человека мрачные мысли, может, он, наоборот, веселья хочет. «По-черному» – это когда много и долго, так что потом весь чернеешь.
На самом деле Кайрат не знал, насколько правильно его объяснение, но он еще с бурной и пьяной юности боялся депрессивных алкоголиков. Ему казалось, что надо всеми силами избегать депрессии, когда медленно напиваются наедине сами с собой и своими мыслями. Пить надо в веселой компании, это должна быть радость, а не каторжная необходимость.
Кайрат поймал себя на мысли, что он в настоящий момент пытается общаться с портретом на стене, что-то собирается ему доказывать. Это было странно. Поэтому он просто замолчал, разглядывая человека на портрете.
Пауза несколько затянулась, пока Вальтер с портрета ее не прервал:
– У меня к тебе предложение, человек. Я долго ждал этого момента, когда найдется кто-то, с которым можно договориться, со старым ветераном у меня не получилось.
Кайрат подумал, что он глупо выглядит, разговаривая с портретом, в помятой майке с грязными разводами от вчерашних кетчупа и пива и выслушивая какие-то непонятные предложения. Хотя, что из всего этого более глупо, он решил додумать потом. Пока же он сходил на кухню, сделал себе чаю с лимоном и сел в старое продавленное кресло, поставив его прямо напротив портрета на стене.
Продолжение в книге Макса Карахана «Городские легенды Алматы»
в книжных магазинах