Султан Акимбеков
Этой осенью в Казахстане главной новостью стали весьма значительные кадровые перемены. Новые назначения вызвали огромный интерес своим размахом, все-таки меняли руководителей сразу нескольких ключевых для структуры государственного управления ведомств. Здесь и администрация президента, и глава правительства, и управление делами, новый руководитель пришел и в правящую партию «Нур Отан». Обычно подобные назначения происходят в разное время, их разносят по времени, но такой одновременной смены стольких руководящих кадров в стране давно не было. Соответственно, появилось очень много слухов, а также вариантов развития событий.
Естественно, что у всех последних кадровых изменений была своя предыстория и внутренняя логика. Здесь стоит выделить два наиболее интересных момента. Один был связан со скандалом вокруг бывшего акима Атырауской области Бергея Рыскалиева. Сам по себе размах данного скандала был беспрецедентен для современного Казахстана. Отставленный от должности аким неожиданно начал огрызаться, он смог даже организовать что-то вроде протеста со стороны местного маслихата. Хотя бунт на атырауском корабле был быстро локализован с помощью десанта чиновников из Астаны, но осадок-то остался. Тем более что речь шла о богатом нефтью регионе. Обычно в таких местах в самых разных странах мира существует серьезное недовольство распределением доходов от нефти, более того потенциально вероятно даже проявление сепаратистских настроений.
Понятно, что для государства с централизованной вертикалью власти любые сложности в стратегически важном регионе – это очень большая проблема. В том числе это имеет отношение к излишней самостоятельности наместника, и чем дольше он сидит на своем месте, тем больше накапливает ресурсов, а также чувствует свою незаменимость.
В случае с Атырау ситуация выглядела таким образом, что в пределах этой области сформировался некий самостоятельный центр силы, который усилился до такой степени, что начал защищать свои интересы. Безусловно, богатство Атырауской области сыграло в этом важную роль. Очевидно, что аким, скажем, Жамбыла, в этом смысле гораздо менее выгодная позиция.
Когда-то еще Петр I говорил, что нельзя держать воевод на местах больше двух лет. За это время они обрастают связями, наращивают жирок. Рыскалиев сидел в Атырау достаточно долго, сначала на посту заместителя акима при уже бывшем главе администрации Аслане Мусине, затем после его отъезда в Астану – уже главой региона. Фактически со стороны все выглядело так, что Мусин оставил Рыскалиева вместо себя на хозяйстве.
Здесь стоит напомнить про классическую восточную систему организации по принципу патрон – клиент. По этой системе Рыскалиев, несомненно, являлся клиентом Мусина. Соответственно, его действия так или иначе, но связывали с позицией тогда еще главы президентской администрации. А это уже совсем другое дело. Мусин являлся весьма значимой фигурой в казахстанском истеблишменте и занимал стратегически важную позицию. Здесь возникает два трудных вопроса: либо Мусин не контролировал своего клиента, либо, что еще хуже для государства, клиент «огрызнулся» с его подачи.
Судя по тому, что Рыскалиев вместе со своим братом все-таки уехали за границу, в то время как в Атырау было задержано довольно много чиновников из его команды, в итоге было решено избежать обострения ситуации. Без всякого сомнения, государству не нужен был слишком громкий скандал, тем более что речь идет о представителях из стратегически важного западного региона. Но и оставлять Мусина на посту главы администрации после такого скандала также было нельзя.
В результате было найдено устраивающее всех компромиссное решение. Мусина назначили главой Счетного комитета. Эта должность достаточно почетная, у нее есть определенный потенциал, но все-таки в нашей системе власти она совсем не значимая. В то же время должность позволяет сохранить лицо тому же Мусину, для этой цели ее значения вполне достаточно. Кроме того, он получает определенный иммунитет от неизбежного давления со стороны конкурирующих групп во власти. А таких конкурентов за время весьма жесткого руководства Мусиным Администрацией президента наверняка набралось немало.
Любопытно, что назначению Мусина на пост главы Счетного комитета предшествовало одновременное освобождение сразу двух важных постов. Кроме Омархана Оксикбаева из Счетного комитета, в парламент был направлен еще и руководитель Управления делами Серик Умбетов. Такая ситуация некоторое время сохраняла определенную интригу, было понятно, что должности освободили для новых назначений, но было неясно для кого именно. Потому что в этот момент много говорили также и о смене правительства.
Сохранение возможностей для маневра в кадровом вопросе – это очень важно для государства с централизованной вертикалью власти. Очевидно, удобнее, когда некоторая интрига сохраняется вплоть до момента опубликования соответствующих решений. Хотя окончательный выбор позиции для Мусина наверняка слегка удивил заинтересованных лиц. Все-таки должность руководителя Управления делами президента на первый взгляд выглядела предпочтительнее для опального высокопоставленного политика. Тем более что уже был прецедент с ныне покойным Сарыбаем Калмурзаевым.
Но эта должность, несомненно, очень чувствительная, гораздо более, чем Счетный комитет, и здесь главный вопрос – это доверие. Поэтому неудивительно, что руководителем управления делами стал Абай Бейсембаев, который работал заместителем в этом ведомстве и при Сарыбае Калмурзаеве и при Серике Умбетове, а Мусин отправился в Счетный комитет. Тем не менее параллельная подготовка сразу двух позиций для новых назначений сыграла свою роль в постановке своего рода «дымовой завесы» для элиты и сторонних наблюдателей.
Вопрос об отставке правительства – это другая интересная ситуация. Сразу бросается в глаза, что смена правительства фактически имела отношение к личности премьер-министра. Все остальные новые назначения не носили принципиального характера. Среди новых министров Ербол Досаев, который пришел на место Бахытжана Сагинтаева, в свою очередь, направленного в «Нур Отан» на должность первого заместителя председателя партии, Серик Абденов, который заменил Гульшару Абдыхаликову, и Ерлан Идрисов, назначенный вместо Ержана Казыханова. Все указанные перемены не принципиальны и носят явно косметический характер, в остальном правительство осталось на своих местах.
Характерно, что Досаев пришел в правительство вслед за своим партнером по Казинвестбанку Нурланом Каппаровым, который весной был назначен министром экологии. Назначение последнего после долгого отсутствия само по себе было очень интересным моментом, но приход в правительство Досаева – это уже определенная тенденция. Что это за тенденция сегодня сказать сложно, но одно очевидно, что обоих не было видно в реальной политике очень долго. Следовательно, они не имели отношения к господствовавшим в последние годы тенденциям.
В свою очередь, Абдухаликова все время была объектом серьезной общественной критики. Понятно, что на занимаемой ею должности без этого не обойтись, при этом она почти никогда не выглядела достаточно уверенной в себе. В обычное время это не так важно, но в ситуации, когда обостряются социальные конфликты, пассивность ключевого для страны министерства по социальным вопросам – слишком большая роскошь для государства.
Переход Казыханова с должности министра на место помощника президента, например, теоретически может быть связан с необходимостью усиления работы по внешнеполитическому направлению. С учетом сложной геополитической ситуации для Казахстана и необходимостью осуществлять трудные маневры между интересами разных держав, высококвалифицированный помощник именно по внешней политике может быть востребован. Стоит отметить также, что Казыханов работал в посольстве при ОБСЕ в момент нашего председательства в этой организации. Важно не только то, что он имел обширные связи в Европе, но и то, что он наверняка вынужден был проявлять чудеса дипломатического маневра в этот непростой для нашей дипломатии период.
Приход Идрисова также весьма показателен. Его не было в стране последние десять лет, однако при этом он работал послом в ключевых странах англосаксонского мира – Англии и США. Представляя Идрисова, президент отметил, что за время работы он накопил большой опыт, который пора применять на практике. Такое назначение может быть востребовано в первую очередь в контексте необходимости продолжения Казахстаном многовекторной политики. Это выглядит как своего рода сигнал всем сторонним наблюдателям о том, что интеграция в рамках Таможенного союза вовсе не означает снижения самостоятельности казахстанской внешней политики и отказа от принципа многовекторности.
Правда, сам Идрисов слишком долго не работал в Казахстане. Когда же он занимал место министра иностранных дел в прошлый раз, то было заметно, что он явно находился не на своем месте, не очень хорошо справлялся со своими обязанностями. Но все меняется, опыт работы – дело наживное.
Так что получается, что назначение нового премьер-министра Серика Ахметова не повлекло за собой кардинальных перемен в правительстве. Более того, занимаемая им ранее позиция первого вице-премьера вообще была ликвидирована. Де-факто эту позицию стал занимать Кайрат Келимбетов, к обязанностям которого относятся макроэкономика и бюджетная политика. Вновь назначенный четвертый вице-премьер Крымбек Кушербаев будет отвечать за регионы.
Последнее назначение очень показательно. Кушербаев подал в отставку с позиции акима Мангыстауской области сразу после Жанаозенских событий и до лета 2012 года находился не у дел, затем стал советником президента. Естественно, что конфликт в Жанаозене не мог не сказаться на карьере акима области, который теоретически отвечает за ситуацию в ней. В частности, руководство области явно недооценило проблемы, связанные с масштабной миграцией в Мангыстау хорошо организованных оралманов из Узбекистана и Туркменистана. Но у событий в Жанаозене было достаточно причин, при этом многие проблемы, похоже, находились вне компетенции местного руководства. В результате летнее назначение Кушербаева советником президента означало, что к нему нет вопросов или они не были существенными.
Вполне возможно также, что одним из побудительных мотивов к его назначению на должность вице-премьера было стремление сгладить региональный баланс. Во власти вообще не слишком много выходцев из Западного Казахстана, уход же Мусина на второй план заметно снижает их представительство. Сейчас среди новых назначенцев много карагандинцев, даже Идрисов и тот уроженец Каркаралинского района. Раньше, напротив, было довольно много выходцев с юга, теперь их число заметно сократилось. С добавлением же в число вице-премьеров Кушербаева в правительстве среди его руководящего ядра (премьера и вице-премьеров) появился один уроженец Западного Казахстана. >
В принципе в любой восточной стране при анализе ситуации трудно полностью уйти от подобных моментов, региональных и прочих. Казахстан не исключение, хотя для нас это не настолько актуальная проблема, как для соседней Киргизии, где региональные отношения выясняются в ходе открытой политической конкуренции с привлечением широких народных масс. Тем не менее мы также должны учитывать некоторые очевидные тенденции.
Последние перемены демонстрируют явное увеличение доли выходцев из Караганды в высшей системе управления. Это и спикер парламента Нурлан Нигматуллин, и премьер-министр Ахметов, и вице-премьер Асет Исекешев, и новые министры социального обеспечения Абденов, Идрисов, в какой-то мере руководители Министерства юстиции – Берик Имашев, финполиции – Рашид Тусупбеков. Но что характерно, они все не производят впечатления некоего монолита, что было так свойственно выходцам с казахстанского юга, каждый из них сам по себе.
Дело здесь в том, что уровень общинной солидарности на севере Казахстана вообще значительно ниже, чем на юге. Поэтому северяне менее сплоченные, чем южане, которые испытали сильное влияние традиционной среднеазиатской общины – махалли. На юге сильнее родственные связи, более многочисленные семьи, в которые включены многие ветви дальних родственников. У уроженцев севера в городских условиях более распространен процесс перехода к обычным простым (нуклеарным) семьям, большие казахские семьи здесь меньше и имеют тенденцию к сокращению, выше уровень индивидуализма.
Среди всех казахстанских северян Караганда выделяется прежде всего своим советским статусом, когда этот город был вторым по значению после Алматы в Казахстане, вторым центром высшего образования и культуры. Кроме того, Карагандинская область имела особый статус прямого подчинения Москве и обладала самым интернациональным по своему составу населением. Причем это население почти целиком сформировалось в советские годы, здесь не было старых проблем в отношениях между казахским и русским старожильческим населением, что было типично для Алматы, Павлодара, Уральска и многих других городов, основанных во времена Российской империи. Казахов в Караганде было мало, но они находились в весьма энергичной и конкурентоспособной среде. Среда, как известно, формирует личность.
Вся эта предыстория интересна тем, что может объяснить, почему выходцы из Караганды сейчас настолько востребованы во власти. В отличие от южан они просто не могут сформировать настолько сплоченного сообщества, у которого естественным образом затем образовываются собственные интересы. С одной стороны, они более привержены индивидуалистическим ценностям, с другой – они представляют весьма немногочисленное казахское население Карагандинской области.
Пока премьер Ахметов не выглядит очень уверенным. Трудно сказать, каким он будет премьером, но уже понятно, что он в первую очередь чрезвычайно лояльный человек, который не будет вести собственную игру. К тому же, важное качество Ахметова, что его кандидатура ни у кого не может вызвать какой-либо отрицательной реакции ни внутри страны, ни за ее пределами.
Здесь мы подходим к очень важному вопросу: зачем вообще понадобилась смена премьер-министра, если правительство практически не поменялось, если не было кризиса или каких-то серьезных потрясений, которые могли бы вызвать потребность в отставке главы кабинета? Собственно, очень многие как раз и задавались вопросом, какова причина произошедшего, при том что у Масимова не было явных проколов и его имидж был очень позитивным.
Стоит отметить, что разговоры об отставке премьера велись очень давно, по крайней мере, с начала этого года. Хотя, конечно, любые слухи – это тоже часть информационной войны, однако очевидно, что утечки об уходе Масимова появились раньше, чем стали говорить об отставке Мусина. Проблемы у последнего стали проявляться совсем недавно. Поэтому маловероятно, что Масимова изначально готовили на место Мусина в рамках некоего пакетного решения. Все-таки первоначально вопрос стоял именно об уходе Масимова с поста премьер-министра.
Прежде чем ответить на вопрос о возможных причинах произошедшего, стоит обратить внимание на те события, которые происходили накануне.
В газете «Время» незадолго до встречи в Павлодаре президентов Казахстана и России, которая произошла 19 сентября, было опубликовано интервью секретаря партии «Нур Отан» Ерлана Карина. Интервью было выдержано в весьма жестком тоне, в нем говорилось, что не может быть и речи о Евразийском парламенте, потому что это означало бы уступить в вопросе суверенитета.
Заявление Карина было довольно неожиданным для сторонних наблюдателей. Понятно, что такие оценки не делаются просто так и этот партийный работник без команды никогда не взял бы на себя такую ответственность. Как бы то ни было, но это было первое заявление со стороны официального лица, в котором была жестко обозначена позиция Казахстана по возможным пределам интеграции в рамках Таможенного союза и Евразийского союза. До этого момента казахстанские официальные лица никак не реагировали на многочисленные инициативы, которые потоком шли со стороны их российских коллег, или, что происходило чаще, отделывались дежурными фразами.
А таких инициатив за этот год было очень много. В первую очередь, конечно, это заявление председателя российской Госдумы Сергея Нарышкина о создании Евразийского парламента, который, по его словам, должен был избираться населением стран-участниц. Затем спикер сената Валентина Матвиенко говорила о российском рубле, как самой надежной и единственно возможной общей валюте для данного интеграционного объединения. Плюс к этому некая представитель Администрации президента России заявляла, что в ее составе создано управление, которое будет заниматься разработкой единых принципов пенсионной системы для стран нового союза, включая распространение, в том числе и российского опыта.
Помимо официальных заявлений, информационное пространство Казахстана захлестнула также волна статей и комментариев российских экспертов на самые разные темы. Различные казахстанские организации стали проводить мероприятия с их же участием, на которых часто высказывались мнения, что, к примеру, интеграция в рамках Евразийского союза должна подразумевать также и координацию внешней политики России и Казахстана. Соответственно, Казахстан не прав, когда голосует несолидарно с Россией и Белоруссией, как это было летом этого года при голосовании на Генеральной Ассамблее ООН по сирийскому вопросу.
В комплексе в таких статьях в прессе и выступлениях на конференциях чаще всего выдвигались тезисы о том, что перед Казахстаном нет иного пути, кроме интеграции с Россией. В качестве обоснования приводилось мнение о том, что в противном случае речь пойдет об интеграции с Китаем. Очень часто шла речь об угрозах, перед которыми Казахстан в одиночку якобы не выстоит, можно вспомнить известный тезис одного российского политолога про 500 казахстанских моджахедов, которые якобы готовятся в Афганистане.
К этому можно добавить, что большая часть русскоязычной прессы Казахстана и многие местные эксперты также с энтузиазмом отнеслись к идее интеграции на выдвигаемых Москвой условиях. Например, в качестве обоснования поддержки идей интеграции выдвигался тезис, что ее одобряют 70 процентов граждан Казахстана. Но ведь понятно, что ответ зависит от вопроса. Потому что если задать вопрос: вы выступаете за интеграцию, связанную с передачей части суверенитета Казахстана в Евразийский союз, то результат будет совсем другой. Причем, это умеренный вариант вопроса, потому что теоретически его можно поставить и жестче.
В результате в Казахстане сложилась весьма любопытная ситуация. Наши партнеры по Евразийскому союзу явно видели в интеграции нечто большее, чем простое соединение потенциалов наших экономик. По крайней мере, два тезиса – о Евразийском парламенте и российском рубле как единой валюте, уже означают частичную потерю суверенитета Казахстана. К примеру, если согласиться с рублем в качестве единой валюты, то следует отказаться от собственного эмиссионного центра. Если выбирать Евразийский парламент и передать на его уровень часть принятия важных решений, это означает согласиться на федерацию с Россией. Отказ от самостоятельной внешней политики, например, следование за линией России в сирийском и иранском вопросах, а также в вопросе признания независимости Абхазии и Южной Осетии, означал бы потерю внешнеполитического суверенитета.
Естественно, что поддержка российских идей частью казахстанского общества, частью элит, а также внушительной частью русскоязычных СМИ, которые, собственно, и составляют наиболее влиятельный механизм формирования общественного мнения в Казахстане, создавал чрезвычайно благоприятный интеллектуальный фон для их реализации. Плюс к этому можно добавить полное качественное доминирование российских экспертов в самых популярных СМИ, а также на всех экспертных собраниях.
При этом несогласие со всеми приведенными выше тезисами было весьма незначительным. Глухое недовольство отмечалось в казахских СМИ, резко против выступали те, кого называли национал-патриотами. Казалось бы, что это не представляет никакой проблемы при таком тотальном интеллектуальном и информационном превосходстве сторонников идеи интеграции на условиях Москвы.
Но именно колоссальное превосходство и огромное давление на казахстанское общественное мнение, собственно, и сыграли злую шутку с авторами российского проекта интеграции. Они явно переборщили, перекормили своими аргументами и демонстрацией интеллектуального превосходства. Причем очень странно, на кого они вообще рассчитывали. Своих искренних сторонников убеждать и так не надо было, всех остальных такое давление могло только испугать, а наиболее активных – заставить мобилизоваться.
Понятно, что инициатива оппозиции провести референдум по вопросу Евразийского союза не представляла никакой опасности для властей. Проблема была в другом – в идее. Идея – страшная сила, когда она овладеет массами, как говорил классик. В нашем случае речь шла о том, что рано или поздно, но все равно была бы сформулирована идея о стремлении России воссоздать в мягкой форме прежнюю имперскую государственность с политическим центром в Москве. Не надо объяснять, к каким последствиям могла бы привести такая идея, если бы она проникла в массы.
Кроме того, ошибка наших российских партнеров заключалась в том, что они решили закрепить успех и обойти Астану, обратившись напрямую к казахстанским избирателям. Предложенные Нарышкиным прямые выборы в Евразийский парламент – это как раз способ сделать процесс интеграции необратимым, заручившись поддержкой части общества. Надо сказать, что в Казахстане по объективным причинам процент симпатизирующих является весьма значительным.
Если бы Москва предложила сформировать парламент на равной основе или из числа депутатов действующего парламента, это была бы тенденция к оформлению конфедерации. Но, заявляя о необходимости проведения всеобщих выборов, при том, что население Казахстана составляет 11 процентов от населения России, Москва фактически заявила о своем намерении построить новую федерацию.
Очевидно, что Астану такая перспектива не могла устроить. Потеря даже части суверенитета в ситуации, когда для этого нет никаких объективных предпосылок – это слишком тяжелая цена с непредсказуемыми последствиями. Стремление же обратиться напрямую к населению и части истеблишмента не могло не насторожить по поводу истинных планов главного стратегического партнера.
Тем более что в Астане наверняка помнили о ситуации по информационному сопровождению российскими СМИ трагических событий в Жанаозене. Тогда это вынудило даже высказаться нескольких официальных спикеров от имени государства. После личной встречи президентов России и Казахстана в Москве в том же декабре 2011 года все сразу же прекратилось, но осадок не мог не остаться.
Собственно, заявление Карина, а также высказывания сенатора Гани Касымова и советника президента Ермухамета Ертысбаева обозначили позицию государства по вопросам интеграции. Вернее, можно сказать, что обозначили ту линию, за которую государство отступать не намерено. Эта линия имеет отношение к любым формам суверенитета страны. В Казахстане теперь делают акцент на то, что здесь поддерживают евразийскую экономическую интеграцию без каких-либо политических аспектов.
Фактически решение Астаны застало врасплох многих, наверное, и в Москве тоже. Даже в газете «Время», где вышло интервью Карина, не смогли удержаться, чтобы не дать своего недоуменного комментария. Хотя данное интервью тем и было удобно, что его можно было всегда дезавуировать, мало ли что сказал партийный чиновник. Именно поэтому оно появилось как раз накануне встречи в Павлодаре. Но, похоже, что стороны поняли позиции друг друга, максимально прояснили их.
И вот здесь мы подходим к произошедшим кадровым перестановкам. Имя бывшего премьера Масимова было тесно связано с вопросами интеграции с Россией. Он был одним из исполнителей создания Таможенного союза и организации нашего вступления в Единое экономическое пространство. Его отставка – это косвенное признание тех экономических проблем, которые есть сегодня у Казахстана в связи с интеграцией с Россией и Белоруссией, и тех неудобств, с которыми столкнулось население нашей страны.
Но Масимов стал в итоге руководителем не менее важного органа в системе управления – Администрации президента. В какой-то мере передвижение Масимова по горизонтали – это косвенное подтверждение того, что наши отношения с Россией остаются ровными. Просто не надо на нас слишком давить и хотеть от нас слишком многого.
Потому что для Казахстана самое естественное состояние может быть связано только с продолжением многовекторной политики, где есть место учету интересов всех великих держав, даже если они ведут между собой борьбу за влияние в нашем регионе. Искусство многовекторности состоит в том, чтобы остаться в стороне от такой борьбы, а это у нас всегда хорошо получалось. И тогда ни одна из сторон не позволит другой поглотить такую страну, как Казахстан, потому что это означало бы изменение баланса сил между ними.
публикация из журнала "Центр Азии"
сентябрь/октябрь 2012
№17-20 (75-78)