Евгений Пастухов
Весной этого года неожиданно для всего мирового сообщества, чье внимание сфокусировано на сложной ближневосточной обстановке, обострилась ситуация на Дальнем Востоке. И без того непростое течение международной жизни в данном регионе чрезвычайно осложнилось после февральских ядерных испытаний в Северной Корее. Впрочем, судя по всему, речь идет не только об усилиях Пхеньяна в развитии военной атомной отрасли. Проблема гораздо глубже, но одновременно проще, чем кажется на первый взгляд.
Запуск баллистических ракет и взрывы ядерных зарядов в КНДР вызвали крайнее раздражение у ее соседей и в мире в целом. 8 марта Совет Безопасности ООН единогласно одобрил очередную резолюцию в отношении этой страны. Новый документ предусматривает дальнейшее ограничение импорта в Северную Корею, проверку всех судов и самолетов, направляющихся туда, а также досмотр дипломатов, если вдруг их заподозрят в перевозке крупных сумм денег или технологий двойного назначения.
В свою очередь, ужесточение международных санкций вызвало недовольство в Пхеньяне и было воспринято как сигнал к началу серии военных угроз в адрес Южной Кореи и ее главному союзнику в регионе – Соединенным Штатам Америки. В КНДР заявили об отмене всех мирных договоренностей с Южной Кореей, в том числе и о ненападении, закрыли пограничные пункты в демилитаризованной зоне, разорвали линию экстренной телефонной связи между военными и политическими лидерами Севера и Юга. Кроме того, северокорейцы предупредили о возможности превентивного ядерного удара по Сеулу и Вашингтону, пообещав превратить их «в море огня».
Реакция представителей министерства обороны Южной Кореи была не менее жесткой: «Если Север применит ядерное оружие, он будет уничтожен». В связи с этим уже Пхеньян 16 апреля предъявил ультиматум Сеулу, требуя отказаться от враждебной деятельности против КНДР. «Начиная с этого момента, – пригрозили северокорейцы, – поджигатели войны будут атакованы безо всяких предупреждений».
Ядерная дубинка
Откровенно воинственные высказывания представителей военно-политической элиты обеих государств заставили сильно поволноваться их население и международную общественность. Президент Южной Кореи Пак Кын Хе оценивает нынешнюю ситуацию на полуострове как «крайне взрывоопасную», а официальные газеты КНДР неизменно пишут о том, что «дальнейшее развитие событий непредсказуемо». 10 апреля в Пхеньяне даже предложили эвакуировать работников иностранных дипломатических миссий, как будто дело действительно идет к войне. Причем все это происходит на фоне активности, которую при желании можно назвать военными приготовлениями.
Так, по некоторым данным, в Японском и Желтом морях были замечены эсминцы военно-морского флота США, которые не принимают участия в проходящих совместных американо-южнокорейских морских учениях. Появилась также информация, будто американцы передислоцировали свои истребители F-22 в южнокорейскую авиабазу Осан, которая расположена недалеко от границы с КНДР, и перенесли радары морского базирования, необходимые для противоракетной обороны. Интересно, что еще 3 апреля флот и военно-воздушные силы Филиппин были приведены в готовность «для операции по вывозу сограждан из Южной Кореи». О необходимости подобных мер высказался министр обороны Австралии Стивен Смит. В Японии в срочном порядке усиливают армию, а Китай отправил на границу с КНДР 70 тысяч солдат дополнительно к своей 150-тысячной группировке войск.
Как результат, военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке очень сложная, и нервы у всех напряжены до предела. Мировые средства массовой информации, подливая масла в огонь, публикуют прогнозы различных экспертов и военных аналитиков о ходе возможного вооруженного противостояния. Специалисты спорят о том, кто гипотетически может одержать верх в войне и насколько быстрой будет военная фаза конфликта между КНДР и альянсом ее противников.
Любопытно, но при всем разнообразии представленных прогнозов в целом признается, что в открытом военном столкновении у Северной Кореи меньше шансов выстоять, даже несмотря на то, что она может мобилизовать, по разным оценкам, до 7 млн. бойцов. Южнокорейские войска уступают Северу по количеству солдат, танков, артиллерии и систем противовоздушной обороны. Между тем в Сеуле уверены, что «в первые дни конфликта сумеют уничтожить две трети северокорейской армии», поскольку обладают несомненным преимуществом в авиации, на вооружении которой самые современные истребители и бомбардировщики.
В Пентагоне полагают, что для разгрома коммунистического режима понадобится около трех месяцев и около 100 тысяч хорошо подготовленных солдат. Объединенных сил Сеула и Вашингтона вполне будет достаточно, ведь в случае нападения Пхеньяна, согласно договору о взаимной обороне 1954 года, Южная Корея и США начнут ответные действия вместе.
В связи с этим непонятно, зачем Пхеньян намеренно провоцирует Сеул и Вашингтон, почему он действует на грани фола, не опасаясь зайти за черту, отделяющую государства региона от войны? Почему молодой правитель КНДР Ким Чен Ын не боится использовать свой, по сути последний, ядерный аргумент в политическом противостоянии с Южной Кореей и ее западными союзниками, даже в условиях, когда Китай и Россия дистанцируются от него и поддержали введение санкций ООН? Неужели воинственная риторика – это просто следование обычной тактике прежнего руководства страны, задача которого поднять ставки в переговорах с Западом?
Здесь нужно учитывать тот факт, что для всего мира политика Пхеньяна в ядерной области – это серьезный вызов. Если, конечно, речь идет о настоящих атомных испытаниях, так как некоторые специалисты сомневаются в том, что Пхеньян реально обладает оружием массового поражения или достаточным его количеством для того, чтобы осуществить все свои угрозы. Тем не менее, де-факто войдя в закрытый «ядерный клуб», северокорейцы обеспечили себе, по их мнению, некую индульгенцию на ведение более жесткой и бескомпромиссной региональной политики. Соединенные Штаты, Япония, Южная Корея и другие страны отныне вынуждены просчитывать все нюансы, прежде чем что-либо предпринимать против КНДР и ее режима.
В подобной тактике, возможно, есть свои плюсы. Судя по всему, примерно той же линии поведения может придерживаться Иран, пытающийся тянуть время и заигрывающий с Западом. С одной стороны, президент этой страны Махмуд Ахмадинежад уверяет, что иранское «государство не нуждается в атомной бомбе и в случае агрессии против него сможет справиться обычными средствами». Такое заявление он сделал в середине апреля в интервью зарубежным изданиям. С другой стороны, саммиты Ирана и так называемой «шестерки международных посредников» – США, Великобритании, Германии, Франции, России и Китая, которые прошли в Алматы в феврале и апреле этого года, закончились безрезультатно, продемонстрировав, что Тегеран не желает отступать от своих намерений продолжать ядерные исследования.
Поскольку после первых ядерных испытаний Пхеньян откровенно игнорирует международные требования, шантажирует своих оппонентов и ставит в крайне неудобное положение близких друзей – прежде всего Китай и Россию, никто не даст гарантий того, что режим аятолл в Иране в случае чего не будет действовать аналогичным образом. Быть может, рано или поздно Тегеран захочет отстаивать свои государственные или региональные интересы, потрясая перед Западом имеющейся или гипотетической атомной бомбой. В этом смысле КНДР оказала ему медвежью услугу. Теперь Запад будет вынужден следить за иранскими атомными исследованиями более внимательно. Наверняка именно поэтому и появились успокаивающие интервью Ахмадинежада, в которых он как мантру повторяет слова о том, что «иранское государство не нуждается в атомной бомбе».
В случае с КНДР ситуация тоже не совсем простая. Не факт, что дальневосточная проблема упирается только и исключительно в ядерную программу Пхеньяна. Можно вспомнить, что в начале 1990-х годов Ким Ир Сен использовал угрозу ядерной «дубинки», чтобы вынудить Сеул и Запад оказывать ему гуманитарную и иную помощь. Дело в том, что с распадом социалистического блока КНДР оказалась в условиях тяжелейшего экономического кризиса. Спровоцированный им голод унес жизни около миллиона человек. В этих условиях Ким Ир Сен рассказал о секретных работах над атомной бомбой. Потенциальный ядерный статус КНДР, естественно, не устраивал никого из региональных игроков. Вероятная гонка вооружений на Дальнем Востоке, возможно даже атомных, грозила кардинальными изменениями геополитического расклада сил и в перспективе создавала дополнительную угрозу безопасности. Поэтому США согласились в обмен на свертывание ядерной программы оказать Северной Корее экономическую помощь и построить АЭС, а Япония обязалась поставлять топливный мазут.
Преемник Ким Ир Сена – Ким Чен Ир также использовал внешнеполитический шантаж в своих целях. Сначала он согласился закрыть один из ядерных объектов при условии, если Вашингтон и Токио гарантируют ему получение нефтепродуктов в объеме, достаточном для продолжения развития экономики. Затем Ким использовал ядерную угрозу, когда пришло время передавать власть его сыну. С точки зрения северокорейского руководства такая позиция была оправданна, поскольку речь шла не только о сохранении государства, но и о выживаемости существующего коммунистического режима. В США полагали, что он будет неизбежно трансформироваться под давлением глобализации и изменяющихся в мире обстоятельств. Считалось, что экономические успехи старшего брата Китая должны были изменить отношение Пхеньяна к вопросам либерализации экономической жизни страны и привести к созданию условий для поэтапного и постепенного внедрения рыночных механизмов. В конце 2000-х годов в Северной Корее действительно наблюдались некоторые перемены. Возникали совместные с Китаем и Южной Кореей экономические зоны, благодаря чему в приграничных с этими государствами территориях появились предприятия по производству электроники, развивались такие отрасли промышленности, как машиностроение и энергетика, что находило свое отражение и в развитии оборонной сферы.
Все это, однако, не способствовало дальнейшей либерализации экономической и тем более социально-политической жизни. Больше того, в последние годы жизни Ким Чен Ира, он и его окружение сознательно пошли на усиление контроля над обществом и элитами. Это объяснялось желанием повысить управляемость страной и обществом при передаче власти молодому Ким Чен Ыну, который к тому времени стал генералом армии, был избран членом ЦК Трудовой партии и заместителем председателя центральной военной комиссии.
Одновременно Ким Чен Ир повышал ставки во внешнеполитической игре, давая недвусмысленные сигналы Вашингтону, занявшему выжидательную позицию. В Белом доме явно рассчитывали воспользоваться случаем и перезагрузить свои отношения с Пхеньяном на новых, выгодных Америке, условиях. Такая позиция не нравилась Киму, и он прибегал к военному и ядерному шантажу, чтобы Вашингтон и Сеул согласились с его видением дальнейшего развития северокорейского государства и общества.
Не исключено, что образ внешнего врага, который для Северной Кореи проявился сегодня очень выпукло и ярко, также способствует не только консолидации общества и дополнительной мобилизации населения, но и преследует другие цели. При этом, похоже, ядерной отрасли нынешнее руководство тоже уделяет особое внимание. К примеру, на очередном пленуме ЦК Трудовой партии в начале апреля была единодушно поддержана идея Ким Чен Ына о «курсе на параллельное развитие экономического строительства и создания ядерных сил». В российском журнале «Коммерсант-Власть» предполагают, что «курс на параллелизм» должен заменить термин «сонгун» (приоритет армии, ставшей синонимом народа, партии и государства) и «чучхе», фундаментом которого были политическая независимость, экономическая самодостаточность и опора на собственные силы в вопросах обороны.
Таким образом, можно говорить о долгосрочной программе действий Пхеньяна, и тренд на развитие военной ядерной сферы в стране не может не настораживать, поскольку оказывает серьезное влияние на состояние всей системы региональной безопасности. Ракетно-ядерные программы КНДР повышают угрозы безопасности всему региону, где обстановка и так далека от совершенства.
Фактор сверхдержав
Здесь следует отметить, что военная активность Северной Кореи совпала по времени с обострением других дальневосточных проблем. В последние месяцы Китай вновь начал оспаривать у Японии право на обладание островами Сэнкаку, заявил о желании присоединить к себе Парасельские острова, на которые претендует также Вьетнам, и две сотни островков и рифов Спратли в Южно-Китайском море, которые Вьетнам и Филиппины считают своими.
Китай полагает вопросы о принадлежности островов решенными и отказывается вести переговоры по этому поводу, хотя еще недавно он пытался рационально подходить к данной проблеме. Так, в 2000-е годы его дипломаты предложили странам-соседям концепцию «отложить разногласия и вести совместную разработку морских и природных ресурсов». Пекин и страны АСЕАН довольно быстро договорились создать зону свободной торговли и перевести свои отношения в формат экономической интеграции. Были подписаны соглашения о совместных морских нефтяных разработках с Филиппинами, Вьетнамом, Малайзией.
Однако в последнее время для КНР важно не только то, что контроль над островами обеспечивает доступ к найденным в этих районах месторождениям углеводородного сырья, а также значительным рыбным ресурсам и морепродуктам. Значимость ряда островов диктуется их геостратегическим положением, позволяющим контролировать до 50 проц. грузопотока мировых морских перевозок и до 80 проц. китайского нефтяного импорта из государств Африки и Ближнего Востока. То есть сегодня повышается не только экономическая, но и геополитическая привлекательность территорий. Поэтому еще в 2010 году, указывает Петр Мозиас в журнале «Проблемы Дальнего Востока», «в лексиконе Пекина появилась формулировка о Южно-Китайском море как о «сфере жизненно важных интересов Китая». Параллельно глава Пентагона Р. Гейтс и госсекретарь США Х. Клинтон заявили о наличии собственных интересов в бассейне Южно-Китайского моря. Они также говорили об озабоченности Вашингтона состоянием дел в этом районе, указывали на его высокий конфликтный потенциал и впервые предложили задействовать многосторонний подход к разрешению территориальных споров, используя формат АСЕАН и посреднические услуги США.
Китай, естественно, не мог согласиться с такой постановкой вопроса, поскольку это ограничивало его возможности влиять на ситуацию в свою пользу. Как пишет известный американский политик и политолог Генри Киссинджер в своей книге «О Китае»: «Именуя себя «Срединным государством», Китай всегда взирал на народы по периферии собственных границ как на своих вассалов. В то же время для отражения вторжений извне и преодоления внутренних распрей и катаклизмов китайские государственные деятели выработали принципы стратегического мышления, согласно которым приоритет отдавался точности и терпеливости, а военным действиям отводилась подчиненная роль». До конца 2000-х годов китайская стратегия в Южно-Китайском море, помноженная на экономическую интеграцию с соседями, давала результат. Но теперь терпение Пекина и его умение ждать фактически могли привести к утрате инициативы в стратегически важном регионе. Проблема заключается еще и в том, что контроль над данным районом способен оказывать влияние на экономические, военно-политические и геополитические позиции КНР на международной арене.
Дело в том, что из-за бурного роста экономики, выросшей за тридцать лет в десять раз, Китаю предрекали роль экономического лидера в мире. Это обусловливало изменение роли страны и трансформацию ее геополитического статуса. Проще говоря, экономический рост по большому счету обеспечивал Китаю перспективу превращения в сверхдержаву, одну из опор возможной новой биполярной системы, так называемой Кимерики – Китая и Америки. Не случайно в июне 2012 года Пекин заявил о готовности внести значительный вклад в Международный валютный фонд с целью преодоления кризиса в еврозоне – 34 млрд. долл. Тем самым он демонстрировал свою способность корректировать, или даже определять, дальнейшее развитие мировой экономической системы.
Такое положение дел давало основания западным и отечественным ученым высказываться в пользу того, что Запад теряет преимущества в экономике, следовательно, его военно-политическое и геополитическое лидерство также может уйти в прошлое. Однако все это вовсе не означает автоматического возвышения Китая. Основная трудность для него состоит в том, что он, во-первых, тесно интегрирован в глобальную экономику и зависим от ее состояния, во-вторых, фундамент его хозяйственного подъема в определенной степени базируется на сохранении стабильности и безопасности морских границ и путей транзита.
В книге «Внимать общественным интересам: демократическое управление и политические реформы в Китае», которая построена на диалоге между китайским ученым Юй Кэпином и известным американским футурологом Френсисом Фукуямой, последний отстаивает тезис о том, что «Китай – одна из тех стран, которые находятся в крупном выигрыше от процесса глобализации. Если бы не было международной торговли и экспорта, рост Китая по многим параметрам был бы невозможен». По мнению Юй Кэпина, «развитие государства невозможно без участия в международной жизни, без экономической и политической включенности в нее. Поэтому в отношении процесса глобализации китайское правительство постоянно сохраняло активную позицию, все время поддерживало открытость по отношению к внешнему миру. После 30 лет политики реформ и открытости Китай стал второй экономикой мира».
Таким образом, ученые подчеркивают, что экспортно ориентированная китайская экономика не может поддерживать высокую динамику без сбыта товаров вовне, а их поставки, что очень важно, осуществляются преимущественно морем. Этим же путем удовлетворяется импорт Китая в энергоресурсах и прочих сырьевых товарах. Налицо зависимость его национальной экономики от безопасных и эффективных морских коммуникаций.
Именно с целью обеспечения безопасности в морской сфере Пекин на протяжении последних лет налаживает военно-техническое сотрудничество со Шри-Ланкой, Бангладеш, Мьянмой и Пакистаном. Он поддерживает переоборудование и модернизацию портов и гаваней, расширяет присутствие своих военно-морских сил. Причем, как показал опыт сотрудничества со Шри-Ланкой, Китай может выступать в роли очень влиятельного игрока. Например, его усилия помогли решить многолетнюю проблему тамильского сепаратизма. Случайно или нет, но военные неудачи стали преследовать радикальную организацию ТОТИ, после того как Шри-Ланка стала активно налаживать экономические и военно-политические отношения с Китаем. С тех пор как Коломбо дал согласие на строительство морской базы в районе ланкийского города Хамбантота для использования его китайским флотом во время патрулирования Индийского океана, Пекин продал ему оружие и предоставил дипломатическую поддержку, необходимые для победы над «тиграми».
Официальный Пекин уверяет, что порт на южном побережье Шри-Ланки является просто коммерческим предприятием, однако в США расценивают его в качестве части стратегии «жемчужного ожерелья», согласно которой Китай строит или модернизирует порты в пакистанском Гвадаре, бангладешском Читтагонге и в бирманском Ситуэ. В Вашингтоне полагают, что Китай заинтересован не только в получении контроля над водными пространствами, чтобы облегчить доступ к природным ресурсам, но и в обеспечении государственных интересов в виде морских транспортных потоков на Ближний Восток и в Африку.
Морская экспансия Пекина подстегнула соперничество в регионе. При этом Китай, разумеется, хотел бы конвертировать экономическую мощь в политическую. Отсюда и недавнее заявление министра иностранных дел страны Яна Цзечи о том, что Пекин «будет более активно участвовать в глобальной политике в целях обеспечения справедливого развития международной системы». В этом же аспекте нужно рассматривать увеличение военных расходов на 10,7 проц. до 115 млрд. долл., что обеспечит КНР второе место в мире по этому показателю после США. Китайские военные эксперты уже открыто предлагают «не бояться конфликтов», а, напротив, занимать жесткую наступательную позицию в отстаивании государственных интересов. В докладе XVIII съезда Коммунистической партии Китая, который прошел осенью прошлого года, говорилось о необходимости «твердо оберегать морские права и интересы, создавать морскую державу», повышать возможности в «завоевании победы в локальных войнах».
Между тем, претендуя на роль сверхдержавы, Китай, по всей видимости, не желает форсировать события и говорить о своей новой роли раньше времени. Поэтому еще два года назад он отказался от идеи создания так называемого союза Кимерики, которую предложил президент США Барак Обама. Потому что помимо прочего она подразумевала разделение ответственности за происходящее в мире между Пекином и Вашингтоном.
Китай, скорее всего, при всем своем желании пока не готов к тому, чтобы играть роль сверхдержавы в мире и регионе. Он по-прежнему пытается держаться в тени и ничем не проявлять себя, особенно когда вопрос касается международных проблем и государств, не граничащих с КНР. К примеру, Пекин занял осторожную позицию в Ливии и Судане, где в результате свержения режима Каддафи и раздела Судана на два государства оказались затронуты нефтяные интересы Китая. В отличие от России он не проявляет особой активности в конфликте в Сирии и вокруг Ирана.
Китай явно не хочет втягиваться в геополитическую конфронтацию с Западом, на которую его подталкивает Москва. По этой же причине китайские власти всячески препятствуют превращению Шанхайской организации сотрудничества в политический союз, на котором настаивает Россия, и предлагают усилить его экономическую составляющую. Тем самым КНР пытается избежать обострения геополитической игры в Центрально-Азиатском регионе, играющем важную роль для нее как рынок сбыта, источник энергоресурсов и барьер между неспокойным СУАР и исламским миром.
В то же самое время в определенных кругах китайской военно-политической элиты находятся те, кто желает, чтобы Китай наконец-то «вышел из тени». Возможно, они хотели бы, чтобы государство более энергично отстаивало свою позицию по многим региональным вопросам и актуальным проблемам международной жизни. Не исключено, что в Северной Корее тоже внимательно следят за тенденциями в политической жизни своего ближайшего союзника. Молодой северокорейский лидер, давая «зеленый свет» на ядерные взрывы и испытания баллистических ракет, с одной стороны, пытается сплотить общество вокруг своей фигуры, а с другой – подталкивает Пекин к тому, чтобы он действовал на региональной арене более решительно. Пхеньян, видимо, исходит из того, что ядерная бомба обеспечит необходимую легитимность режиму КНДР на мировой арене, а союз двух де-факто и де-юре ядерных государств – Северной Кореи и Китая – прибавит им вес на мировой арене.
Однако самостоятельность Пхеньяна стала неприятным сюрпризом для Пекина. Ему не нужна напряженность в регионе, поскольку любой локальный конфликт изолирует его от рынков сбыта. Для китайской экономики это очень принципиальный момент. К примеру, в последние годы Китай неплохо зарабатывал не только на экспорте своих товаров, но и участвуя в перевозке грузов. После присоединения КНР к ВТО в 2001 году портовое хозяйство страны пережило бурный рост. Суммарный грузооборот китайских морских портов за десять лет увеличился шесть раз с 1 до 6 млрд. долл. США. За это время китайские порты стали мировыми лидерами по показателям грузооборота, в том числе контейнерного. Это привело к тому, что именно сюда переместился центр мирового производства контейнеров. Эксперты особенно подчеркивают, что в период мирового финансового кризиса в сфере морских перевозок Китая позитивная динамика восстановилась быстрее, чем у показателей внешней торговли. И это неудивительно, с учетом того, что с 2003 года по грузообороту морских портов КНР удерживает первое место среди государств мира, а с середины 2000-х годов в «топ-10» крупнейших грузовых портов мира китайские составляют половину.
Таким образом, Пекин объективно заинтересован в том, чтобы региональная экономическая система, тесно встроенная в мировую, продолжала работать четко и слаженно, как швейцарские часы. Поэтому агрессивные заявления Пхеньяна о его готовности воевать с Южной Кореей и ее союзниками, вызывают резкое неприятие у китайской элиты и общества. Китай уже дал несколько сигналов КНДР и мировому сообществу, проголосовав за ужесточение санкций ООН против северокорейского режима. Китайское руководство тем самым продемонстрировало свое несогласие с действиями Ким Чен Ына, который, скорее всего, не консультировался с Пекином, а просто поставил его перед свершившимся фактом.
Подобный сценарий неприемлем для Китая. Во-первых, напряжение в системе региональных отношений, вызванное агрессивной политикой Пхеньяна, угрожает военно-стратегическим интересам Китая. Официальные лица Японии, Южной Кореи и других стран заявили о необходимости пересмотреть военные бюджеты в сторону их увеличения. В Вашингтоне говорят о возможности создания в регионе американской системы противоракетной обороны. К чему это может привести, показывает история попыток создания американской ПРО в Европе. Многие еще помнят накал страстей, который по этому поводу бушевал совсем недавно в России.
Во-вторых, из-за непредсказуемости КНДР США более четко обозначили курс на повышение своего военно-политического присутствия в регионе и заявили о том, что их внимание переключается с Ближнего Востока на Юго-Восточную Азию. Вполне возможно, что речь идет о попытках Вашингтона переформатировать регион в соответствии со своими взглядами на геополитические и геоэкономические процессы в нем.
Таким образом, ответная реакция США и их региональных партнеров на ядерные испытания в КНДР так или иначе может затронуть не только Северную Корею, но и Китай. Сегодня он особенно уязвим с экономической точки зрения, которая, собственно, и поддерживала его геополитические амбиции. Очевидно, что ему по-прежнему нужно наращивать внешнюю торговлю, получать инвестиции, научно-техническую информацию и новейшие технологические разработки Запада, он чутко реагирует на любые изменения в валютных взаимоотношениях. К примеру, в начале апреля агентство Fitch понизило долгосрочный рейтинг Китая в местной валюте с AA- до A+, сославшись на ряд «базовых структурных слабых мест» китайской экономики, в том числе на низкий уровень средних доходов и стандартов управления, а также на быстрый рост долга. Затем были опубликованы данные, согласно которым по итогам первого квартала рост экономики Китая составил 7,7 проц. вместо ожидаемых 7,9. Это привело к настоящей панике на мировых рынках. Упали цены на металлы, в том числе золото, углеводороды, начался отток средств из Китая, чьи фонды только за несколько дней потеряли свыше 1 миллиарда долларов.
Самое интересное, что о трудностях Китая говорили в последние три года, но только сегодня известия о проблемах его экономики привели к настоящей финансовой лихорадке. Обращает на себя внимание и следующий факт. Наблюдателей и потенциальных инвесторов подталкивают к выводу, что вкладывать средства можно даже в мексиканский, индонезийский и турецкий рынки, но не в китайские фонды, золото и нефть. Чрезвычайно важно и то обстоятельство, что постепенно возвращается доверие к доллару и евро, а это мощный удар по экспортно ориентированному Китаю, его мечтам о превращении в экономическую и политическую сверхдержаву.
Совпадение между военной активностью КНДР, молчанием по этому поводу Китая и информацией о его экономических проблемах, опубликованной западными финансовыми и аналитическими структурами, выглядит довольно подозрительным. Но даже если между этими событиями нет никакой связи, самочувствие КНР все равно уже не будет таким, как прежде.
Очевидно, что и в Пхеньяне, и в Пекине хотели бы видеть Китай важной составной частью глобальной политической и экономической системы. Однако средства достижения этой цели они предлагают разные. КНДР, будучи закрытой страной с закрытым обществом, делает ставку в своей внешней политике на провокацию. Нынешние руководители искренне верят, что если такая политика удавалась предыдущим лидерам государства, то она оправдает себя и в будущем. Причем она одинаково хороша в решении как внутренних, так и внешнеполитических тактических вопросов. В худшем случае, Пекину все равно придется вмешаться и принять все возможные меры, чтобы не допустить военного конфликта между КНДР и ее возможными противниками. Если этого не произойдет, сильно пострадает его имидж и репутация.
Китайские власти предпочитают действовать осторожно и осмотрительно. Их стратегия рассчитана на долгие годы вперед и нынешняя дерзкая политика Пхеньяна ставит их в довольно сложное положение. Запад уверен в том, что новое китайское руководство может сдерживать своего сателлита так же, как прежнее. Вашингтон ждет, что исходя из своих интересов, Китай надавит на несговорчивого Ким Чен Ына, чтобы вынудить его предметно проговаривать свои интересы и потребности, не прибегая, как его дед и отец, к ядерному шантажу. В противном случае станет ясно, что Пекин не хочет или не может оказывать влияние на соседа, то есть утрачивает способность контролировать процессы у себя дома. А если это так, то Китай – это колосс на глиняных ногах, и потому Америке просто необходимо активнее подключаться к процессам в регионе. Во-первых, с целью сдерживания непредсказуемого северокорейского режима, во-вторых, для создания такой системы региональных отношений, где учитывалась бы новая роль Китая.
Чтобы этого не произошло, в интересах Пекина проявить себя той силой, которая может и должна играть стабилизирующую роль в регионе. Но в таком положении тоже может скрываться опасная ловушка. Сегодня в Вашингтоне и Сеуле рассчитывают на прагматизм китайского руководства, который должен помешать нынешней ситуации вокруг Северной Кореи перерасти в серьезный региональный конфликт. Они понимают, уверенное финансовое положение Китая зависит от состояния сферы безопасности в регионе. К тому же, из истории известно, еще ни одна последняя крупная война, в том числе и две мировые, не начиналась из-за того, что какой-то маленькой стране удалось втянуть в нее своего могущественного союзника.
Так, вступление Германии в Первую мировую войну диктовалось не ее попытками защитить Австро-Венгрию, а исключительно собственными интересами, направленными на то, чтобы занять главенствующее положение в Европе. Российская империя выступала не на стороне маленькой православной Сербии, но пыталась обеспечить себе выход в Средиземное море и закрепиться на Дарданеллах. Ее союзники по Антанте – Франция и Великобритания – стремились не допустить ни первого, ни второго, поэтому вели ожесточенную борьбу с Берлином, а их отношения с Санкт-Петербургом в рамках военно-политического союза выглядели странными и непоследовательными. События начала Второй мировой войны, когда Франция и Великобритания, преследуя свои цели, фактически отдавали государства Центральной и Восточной Европы под контроль гитлеровской Германии, лишь подтверждают этот тезис.
Таким образом, миром всегда двигали интересы, но отнюдь не таких государств, как КНДР. Китай же пока не готов и не хочет выступать в роли Германии образца 1914 года. Скорее всего, он не станет вести себя, как Лондон и Париж в конце 1930-х годов, когда они, проводя политику умиротворения Берлина, позволили ему аннексировать Австрию, оккупировать и разделить Чехословакию и Польшу. Пекин не может выпустить из орбиты своего влияния Северную Корею, слишком серьезное значение страна имеет для расстановки сил в регионе. Но в таком случае, Китаю придется что-то делать с коммунистическим режимом, для того чтобы Пхеньян стал для него если не послушным, то более предсказуемым, и не путал карты в его региональной игре с США и другими державами. Потому что если в дальнейшем у лидера Пхеньяна или у кого-то из его генералов сдадут нервы и они развяжут войну, на Западе решат, что это произошло в интересах Пекина, со всеми вытекающими отсюда последствиями и для него, и для всего мира.
публикация из журнала "Центр Азии"
март-апрель 2013
№ 2 (84)