Евгений Пастухов
15 декабря прошел первый этап референдума по новой Конституции Египта, второй намечен на 22 декабря. Официальных результатов пока нет, но очевидно, что плебисцит по изменению основного закона Египта в сторону его исламизации углубил раскол в обществе, который ранее был вызван выборами президента страны, между так называемыми исламистами и приверженцами светского развития государства и общества.
В движении «Братья-мусульмане», которое выступило инициатором изменения конституции, утверждают, что 15 декабря египтяне поддержали их предложения. Оппозиция, объединившая светские, либеральные, левые и христианские организации, говорит об обратном. В ответ 16 декабря несколько десятков сторонников египетского президента Мухаммеда Мурси напали на штаб-квартиру одной из старейших в стране либеральных партий «Вафд» и редакцию ее газеты. 18-19 декабря в некоторых городах произошли столкновения исламистов с их противниками. Доходило даже до перестрелок.
Впрочем, в дальнейшем заявления оппонентов власти выглядели все менее уверенно. Так, агентство Рейтер процитировало неназванного оппозиционера, по словам которого в Александрии, втором по величине городе в Египте, за новую конституцию был отдан «удивительно высокий процент голосов». Неким жестом отчаяния можно назвать и интервью бывшего главы МАГАТЭ, неофициального лидера египетской оппозиции Мухаммеда аль-Барадеи, которое он дал Foreign Policy. Аль-Барадеи называет президента Мурси «новым фараоном», его окружение из «Братьев-мусульман» – «бандитами, использующими тактику Мубарака» и жестко критикует США за политику молчаливого одобрения действий новых египетских властей.
Недовольство аль-Барадеи и его сторонников понять можно. Они опасаются, что принятие нового проекта конституции – это первый шаг к введению шариата в стране, на чем категорично настаивают союзники «Братьев-мусульман» в парламенте партия салафитов «Ан-Нур». Однако сами исламисты думают иначе. Они подчеркивают, что новая конституция защищает права и интересы всего общества. Например, там есть положение о том, что «христианство и иудаизм являются основным источником права для египетских христиан и евреев». Включено главное требование либералов о том, что «пребывание на президентском посту ограничено двумя сроками по четыре года каждый». Кроме того, тезис, вокруг которого было много споров, звучит следующим образом – «шариат остается основным источником законодательного права». Ключевое слово здесь – остается.
Дело в том, что согласно второй статье действующей до настоящего времени в Египте конституции шариат считался не просто важным, но и главным источником законодательства государства. Еще в 1975 году министерство юстиции приняло решение о создании Высшей комиссии по совершенствованию законодательства на основе норм шариата. По ее инициативе в 1980 году появилась поправка в вышеупомянутой второй статье конституции. В дальнейшем комиссия разрабатывала проекты гражданского, уголовного, торгового кодекса и даже закона о морской торговле, написанных с учетом норм шариата. Интересно, что египетский закон о морской торговле с сильным влиянием шариата вступил в действие в 1990-м году, а спустя десять лет – и торговый кодекс.
Вообще надо отметить, что сегодня большинство арабских стран вне зависимости от политического строя рассматривают шариат или фикх (мусульманское правоведение) источником своего законодательства. Впервые об этом говорилось еще в сирийской конституции 1950 года, затем такое положение было подтверждено в Кувейте, а с 1970-х годов шариат был объявлен источником законодательства конституциями таких арабских стран как Ливия, Йемен, Судан, ОАЭ и другие. В 2000-е годы основной закон Бахрейна и Катара также объявил шариат основным источником законодательства. Любопытно, что точно такое же закрепление произошло в иракской конституции 2005 года. При этом злые языки уверяют, что иракцы написали ее чуть ли не под диктовку Вашингтона.
В таком случае возникает вопрос, почему именно в Египте дискуссия о роли шариата в правовой сфере вылилась в серьезный политический кризис. Проблема, судя по всему, в следующем. Несмотря на то, что шариат или фикх закреплялись в конституциях ряда арабских стран в качестве основного источника, законодательство включало немало законов, вступающих в противоречие с нормами исламской юриспруденции. В исламской республике Пакистан нередко уголовные преступления рассматриваются судами шариата, но при этом даже сегодня под шариатом понимается и традиционное обычное право, в частности кодекс пуштунвали на территориях, населенных племенами пуштунов. Государство борется с этим явлением, но безуспешно.
Таким образом, в мусульманских странах шариат зачастую признавался основным источником права лишь формально, то есть отчасти это была дань традиции, как например в строящих социализм Сирии, Египте или Ливии. Очевидно, что современная жизнь требовала пересмотра юридических норм, а исламу, как бы того не хотели исламисты, нередко трудно соответствовать требованиям текущего момента. Весьма показательно, что в ОАЭ в борьбе с алкоголизмом используют не шариат, а уголовное право, построенное на вполне светских началах.
Именно поэтому в конституциях многих арабских государств, как правило, существовало маленькое пояснение, что шариат является важным, но всего лишь «одним из основных источников законодательства». Для обычных граждан Египта, которые голосуют за новый проект конституции, эта оговорка и тогда и сегодня значит очень мало. Для большинства из них главное то, что шариат был и остается источником права, поэтому с их точки зрения в проходящем сегодня референдуме нет никакого противоречия, как собственно и нет проблемы. Более важно для них то, что Мурси и его «Братья-мусульмане» обещают им повышение уровня и качества жизни, и если для этого надо поддержать изменения в конституции, то они скажут «да» новому основному закону. Особенно если их решение уже сейчас подкрепляется различными подарками со стороны «Братьев-мусульман», как об этом пишут противники Мурси.
Однако для египетских либералов вопрос стоит намного серьезнее. Сложности государственной и общественной модернизации под руководством светских партий, которая воспринималась консервативно настроенной частью общества как вестернизация всех сторон жизни, привели к тому, что в стране стали популярны альтернативные идеи векторов развития. После свержения Хосни Мубарака о своем видении модернизации заговорили старые светские партии, новые либералы и другие. Но громче всего о себе заявили сторонники политического ислама с их простыми и понятными лозунгами: «Коран – лучшая конституция» и «Ислам – вот решение». Они указывают на экономический прорыв демократической Турции под управлением религиозной Партии справедливости и развития и обещают провести все необходимые реформы, чтобы рядовые египтяне жили не хуже турок.
Египетское общество, желающее перемен, поддерживает усилия исламистов из тех же соображений, из каких за исламистов голосовали алжирцы в 1992 году или палестинцы в 2005. Между тем светская часть египетского общества не может спокойно наблюдать за тревожащей ее тенденцией. Речь идет об изменении практики применения шариата. Если раньше шариат в арабских республиках и монархиях использовался для формальной легитимизации законов, то сегодня сторонники политического ислама в Египте, по сути требуют возврата к шариату не только по форме, но и по содержанию. Партия «Ан-Нур» вообще считает, что истинно мусульманским можно назвать только такое государство, которое живет в полном соответствии с шариатом.
Еще больше египетскую оппозицию пугает тот факт, что Мурси готов отстаивать свои интересы любыми доступными ему средствами. Он уже пытался наделить себя огромными полномочиями, необходимых, по его словам, для эффективного решения актуальных проблем в сфере экономики и политики, он уволил ряд высокопоставленных генералов из армии и спецслужб, сменил генерального прокурора. Все это вызвало серьезную критику со стороны оппонентов президента и обвинения в превращении в «нового фараона».
Мурси понять можно. Ему принципиально важно сломить монополию военных на власть, как это сделал в Турции его единомышленник премьер-министр Тайип Реджеп Эрдоган. Но трудность для египетского президента заключается в том, что ему необходимо как можно быстрее решить социально-экономические проблемы в стране. В этой связи весьма показательна растущая критика новых властей в Тунисе, которые не могут справиться с экономическим кризисом. К слову отметить, Эрдоган начинал прежде всего с проведения экономических реформ, и лишь успех преобразований и поддержка электората позволили ему начать менять обычные правила политической игры в Турции.
В Египте, похоже, к решению проблем приступили не с того конца. А это может привезти к самым неожиданным последствиям как для государства и его общества, так и геополитической ситуации на всем Ближнем Востоке.
Институт азиатских исследований