Казахстан после Жанаозена и выборов

Султан Акимбеков

Сегодня, по прошествии достаточного количества времени, можно попытаться подвести некоторые итоги того чрезвычайно непростого периода в нашей современной истории, который завершился выборами в казахстанский парламент 15 января текущего года.

Сами по себе парламентские выборы в Казахстане наверняка прошли бы в обычной рабочей обстановке, если бы не было трагических событий в Жанаозене 16 декабря 2011 года. Естественно, внезапное обострение ситуации на Западе Казахстана поставило много вопросов о стабильности политической системы в целом, ее способности противостоять давлению, как внутреннему, так и внешнему. Кроме того, после выборов в российскую Государственную думу, как раз незадолго до событий в Жанаозене, 10 декабря совершенно неожиданно начались массовые митинги протеста с участием десятков тысяч человек, что также невольно заставляло задуматься наблюдателей и заинтересованные стороны о том, а можно ли ожидать чего-то подобного и в Казахстане.

Точно так же, как в России массовые митинги на Болотной площади добавили российским властям головной боли по поводу предстоящих в марте 2012 года президентских выборов, и в Казахстане события в Жанаозене, очевидно, заставили казахстанские власти беспокоиться о том, как пройдут выборы в парламент в январе 2012 года.

Надо признать, что ожидания в политически активной части казахстанского общества были самые разные. Многие полагали, что политическая система в результате событий в Жанаозене ослабла и теперь власти просто обязаны пойти по пути либерализации, чтобы выпустить пар, по крайней мере, допустить в парламент некоторых из своих оппонентов. В частности, это касалось объединенной партии ОСДП «Азат», которая шла на выборы под флагом ОСДП, потому что самые радикальные оппозиционеры из незарегистрированной партии «Алга» и Коммунистической партии сразу не были допущены до выборов. Соответственно ОСДП оставалась единственным представителем заведомо жестко настроенной по отношению к власти оппозиции. Обновленная партия «Ак жол» во главе с Азатом Перуашевым, а также народные коммунисты Владислава Косырева таковыми считаться не могли.

В то же время ОСДП «Азат» нельзя было считать слишком уж непримиримо настроенной по отношению к властям. Ее поведение в течение 2011 года давало основание полагать, что азатовцы в принципе все-таки были готовы на некоторый компромисс. В частности, весьма показательная ситуация сложилась весной 2011 года, когда они бойкотировали президентские выборы, однако одновременно направили своих представителей в состав избирательных комиссий, тем самым способствовав их легитимизации. За это они, кстати, подверглись критике настроенных на бескомпромиссную борьбу с властями сторонников незарегистрированной партии «Алга», которую обычно связывают с опальным олигархом Мухтаром Аблязовым. Последние критиковали ОСДП также и за согласие принять участие в парламентских выборах.

Очень похоже, что представители ОСДП «Азат», если и не собирались напрямую договариваться с властями, как об этом говорили их критики из числа самых радикальных оппозиционеров, но все-таки очень рассчитывали на выборы в Мажилис, которые должны были пройти летом 2012 года. Они, скорее всего, полагали, что у них есть шанс, хотя бы потому, что в казахстанское законодательство накануне нашего председательства в ОБСЕ были внесены изменения, которые закрепили положение о том, что в парламенте не может больше быть депутатов только от одной партии.

Естественно, азатовцы полагали, что именно они могут претендовать на второе место. Их единственными конкурентами в оппозиционном лагере были только коммунисты Серикболсына Абдильдина. Однако они с 2010 года активно участвовали в политической борьбе с государством в одних рядах со сторонниками Аблязова из «Алги». Можно было предположить, что в связи с ожесточенностью данной борьбы их до выборов не допустят, что, собственно, и произошло.

Поэтому «Азат» вполне мог рассчитывать на то, что он все же пройдет в парламент, если несколько понизит уровень радикальности лозунгов и действий, чтобы выглядеть более умеренным и относительно приемлемым для властей. Азатовцы могли полагать, что протестный электорат в стране все равно существует, он, возможно, даже растет, в этом их могли убедить массовые митинги национал-патриотов в конце 2010 года. Отсюда, собственно, и поддержка ими всех инициатив последних, включая и призыв к исключению русского языка из Конституции. В целом азатовцы явно делали ставку именно на выборы, на то, чтобы занять второе место после «Нур Отана». Потому что это позволило бы им получить парламентскую трибуну, в том числе, возможно, и для последующей жесткой критики действий властей.

У властей Казахстана была другая проблема. С одной стороны, появление представителей радикальной либеральной оппозиции в парламенте в качестве второй партии позволило бы подтвердить демократический характер проведенных выборов, что помогло бы произвести впечатление на Запад. Кроме того, умеренная конструктивная оппозиция государству бы точно не помешала. Однако, с другой стороны, власти не могли не учитывать и вероятные риски такого развития событий. Достаточно вспомнить известную ситуацию со съездом народных депутатов СССР 1989 года.

Тогда сравнительно небольшая группа депутатов от так называемой межрегиональной депутатской группы при поддержке прибалтийских представителей смогла серьезно расшатать политическую ситуацию в Советском Союзе с помощью крайне жесткой либеральной риторики, на которую большинство провластных депутатов из молчаливого большинства просто не смогли ничего ответить. Именно тот съезд, который транслировался в прямом эфире и стал началом политической либерализации и одновременно конца советской политической системы.

То есть ОСДП «Азат», конечно, была более приемлема для властей, чем радикалы из незарегистрированной «Алги» и примкнувшей к ним компартии, но проблема заключалась в ее договороспособности. Очевидно, что сомнения были по поводу того, можно ли считать, что «Азат» будет в целом играть по правилам или его представители сначала войдут в парламент, а затем перейдут к жесткой критике властей. То есть попытаются сыграть роль своего рода «троянского коня».

Однако если подобные колебания и имели место, например, у кого-то в казахстанском истеблишменте теоретически могли быть планы провести «Азат» в парламент, по крайней мере, такие настроения явно присутствовали, но события в Жанаозене в корне изменили положение дел. Они до предела обострили ситуацию, стало очевидно, что политическая борьба выходит на другой уровень и здесь уже не до сантиментов и тонких политических игр. Потому что это могло выглядеть как проявление слабости, что явно было недопустимо в момент, когда надо было срочно восстанавливать имидж сильного государства, несколько пострадавший в ходе событий в Жанаозене.

Поэтому, возможно, и была снята с выборов партия зеленых «Руханият» Серикжана Мамбеталина. Этот молодой политик тоже посчитал, что власть стала слабой, и увидел в этом свой шанс, он активно стал эксплуатировать национал-патриотические лозунги и пригласил в список своей партии известного лидера национал-патриотов Мухтара Шаханова. С учетом тех массовых митингов, которые собирались последним в 2010 и 2011 годах под националистическими лозунгами, это было вполне продуманное решение. Очевидно, что «Руханият», может быть, и не рассчитывал на выигрыш, а скорее полагал, что Шаханов теоретически может обеспечить некую волну протестов после их проведения.

Шаханов вошел в «Руханият» в самом конце ноября 2011 года, когда еще не была понятна политическая конфигурация, это могло восприниматься как некий политический проект, но после Жанаозена неугомонный Шаханов в составе одной из политических партий становился фактором риска.

Кроме того, государство не могло не учитывать, что все лозунги и заявления оппозиции, сделанные после Жанаозена, наглядно продемонстрировали, что большая ее часть не просто критически настроена к власти, они полагают, что теперь с ней можно разговаривать с позиции силы. Многие политические силы увидели в произошедших событиях признак кризиса власти. Разговоры о слабости государства и критика в его адрес стали очень популярны в активной части общества. Многие из радикалов стали полагать, что призрак Болотной площади в России и возможных протестов, а также давление со стороны Запада по вопросам демократизации, смогут заставить государство в итоге уступить.

Естественно, что государство не могло допустить, чтобы его считали слабым. В ситуации после Жанаозена тем более нельзя было допускать слабость. И здесь интересы государства вполне совпали с интересами консервативно настроенной большей части общества.

Несомненно, что большая часть обычных граждан была шокирована событиями в Жанаозене. Конечно, применение оружия полицейскими – это одна часть проблемы, но фактический разгром целого города: государственных учреждений, магазинов и даже некоторых частных домов – совсем другая. Очевидно, что любой обычный гражданин Казахстана вольно или нет, но примерил ситуацию в Жанаозене к своему городу. Он может не любить власть, быть недовольным ситуацией в стране, хотеть перемен, но у него очень высокий запрос на порядок, на безопасность личную и имущества. И тут ему продемонстрировали невероятные ранее в Казахстане события, погромы, которые он уже наблюдал по телевизору из соседней Киргизии.

Обыватель, безусловно, испугался. Национальные меньшинства не могли не переживать по поводу громких радикальных лозунгов национал-патриотов, мелкая буржуазия, а у нас она весьма многочисленна, не могла не опасаться за свое имущество и общую стабильность, женщины переживали за детей и порядок на улицах, даже часть протестного электората из числа интеллигенции в той же Алматы не могла не расстроиться из-за однозначной поддержки либеральной оппозицией погромщиков в Жанаозене. Это с одной стороны, они пострадали от огня полицейских, но, с другой-то стороны они разрушили город. Тем более что у старой алматинской либеральной интеллигенции свои фобии по поводу неконтролируемой стихии массовых беспорядков со стороны бывших сельских жителей.

Пусть большая часть этих опасений может быть излишняя и надуманная, но первый шок все же сыграл свою роль. Нынешние власти стали восприниматься как оплот стабильности, а сохранение порядка стало идефикс большей части общества. Поэтому победа «Нур Отана» была вполне ожидаемой. Можно, конечно, спорить о процентах, о возможной «карусели» или о том, почему в Алматинской области на выборы пришло 92 процента избирателей, в общем спорить о деталях, но общая тенденция очевидна – общество боится и не хочет хаоса и у нынешних властей, очевидно, есть широкая общественная поддержка.

И это, кстати, частично объясняет, почему в России истории с фальсификациями на выборах в Госдуму привели к массовым митингам на Болотной площади, а в Казахстане оппозиция, не­согласная с результатами выборов, смогла в один день протестов собрать две сотни протестующих, а в другой, 25 февраля, – около четырехсот. Это практически все активисты оппозиционных движений.

Еще одна причина сравнительно низкой активности протестного электората в Казахстане в сравнении с Россией заключается в том, что у северного соседа большая часть населения живет в крупных городах, у нас в основном на селе. У России выше общий интеллектуальный уровень населения, больше продвинутых пользователей Интернета в структуре населения, соответственно выше его гражданская активность и приверженность либеральным ценностям.

Но все же главное отличие между нами в том, что в России нет страха в обществе перед либеральными реформами во многом потому, что нет опасений по поводу возможных межнациональных конфликтов. Путину и его команде приходится даже убеждать население, что централизация власти – это способ сохранить порядок, сберечь государство. Но либерально настроенное население городов ему в основном не верит, оно уже забыло о бурных девяностых и считает, что Россия должна отказаться от централизованной вертикали власти. У нас же не было таких бурных девяностых, как в России, но убеждать никого не надо. Любой человек может себе вообразить масштаб проблем в случае потери порядка. Каждый наш человек в душе убежден, что нельзя давать слишком много воли, и он точно знает, кому именно.

Поэтому события в Жанаозене имели неожиданные последствия. Они продемонстрировали угрозу существующему, пусть не самому лучшему, но все же порядку. Соответственно, молчаливое большинство общества фактически дало государству карт-бланш на его наведение.

Этим государство, собственно, и воспользовалось. Оправившись от первого потрясения и сумев оперативными действиями погасить ситуацию, оно смогло без особых проблем пройти выборный период и закрыть эту тему на ближайшие несколько лет. Хотя наблюдатели от ОБСЕ и Государственного департамента США, как известно, признали выборы не соответствующими демократическим стандартам, но эти заявления были вполне ожидаемы и носили дежурный характер. В конце концов, стандартам многие не соответствуют, та же Россия или Сингапур. Более значимо то, что до заявления Госдепа было весьма позитивное в отношении наших выборов заявление американского госсекретаря Хиллари Клинтон. Позднее уже американские представители в Казахстане говорили о том, что президент Нурсултан Назарбаев пользуется широкой поддержкой населения.

Поэтому стоит разделять идеологические и прагматические интересы разных стран. Собственно, именно это и стало самой большой интригой во всей ситуации вокруг Жанаозена и последующих выборов.

 Уроки Жанаозена

События в Жанаозене стали неожиданностью и одновременно шоком и для общества и для государства. Хотя близкие к Аблязову газеты постоянно пытаются провести мысль, что это сами власти организовали провокацию 16 декабря, которая привела к трагическим событиям. В то же время очевидно, что эта версия не выдерживает критики. Меньше всего нынешним властям были нужны такие потрясения в день независимости. Более того, они были явно застигнуты врасплох и вынуждены были предпринимать пожарные меры для наведения порядка. В наших условиях это могло привести к самым непредсказуемым последствиям, поэтому вряд ли государство стало бы рисковать положением в стране, непонятно ради чего. Разгон с площади уволенных забастовщиков явно не стоил таких усилий и потрясений.

Но логику аблязовских газет понять также можно. Все время забастовки они не просто нагнетали ситуацию, но очень часто публиковали материалы на грани фола. То сам опальный олигарх призовет к созданию параллельных органов власти, то примкнувший к нему национал-патриот Жанболат Мамай говорит о том, что якобы все в регионе вооружены. Более того, понятно, что в ходе самих событий кто-то должен был сыграть провоцирующую роль, первым решиться на погром сцены, на нападение на полицейских. Это могла быть небольшая группа, но кто-то же ее направил.

Поэтому, собственно, близкие к Аблязову газеты сначала утверждали, что толпу спровоцировала полицейская машина, которая якобы врезалась в забастовщиков. В еще одном номере, за 10 февраля, со слов жены задержанного забастовщика, речь шла уже о неких не­понятных людях, которых якобы привезли на автобусе, и они разгромили сцену, а уже потом к ним примкнули протесту­ющие. Логика представления такой информации также вполне понятна. Задержание лидеров незарегистрированной партии «Алга» и главного редактора газеты «Взгляд» Игоря Винявского по обвинению в разжигании социальной розни означает, что государство сделало свои выводы из всей кампании давления на него, которая проводилась весь прошлый год. И теперь, когда выборов в ближайшей перспективе больше не будет, оно явно намерено продемонстрировать свою силу. Поэтому близкие к Аблязову газеты пытались и пытаются сделать акцент на том, что провокацию организовали представители самого государства, потому что иначе вполне логично может возникнуть версия, что за провокацией стоял кто-то другой.

Ситуация выглядит чрезвычайно сложной еще и потому, что после Жанаозена непрерывные информационные атаки близких Аблязову политических сил на государство, которые проводились им с целью защиты своих бизнес-интересов, совершенно неожиданно вышли на международный уровень. А это уже другой масштаб и накал политической борьбы, в которой те же бизнес-интересы и информационные возможности Аблязова выглядят уже слишком мелкими, и здесь вполне можно стать разменной монетой в начавшемся острейшем противостоянии между великими державами.

Дело в том, что локальный, чисто казахстанский конфликт в Жанаозене с 16 декабря приобрел международный размах. Первое, что бросалось в глаза, – огромная разница в отображении происходящих трагических для Казахстана событий российскими и западными СМИ, особенно электронными.

Западные СМИ не были совершенно равнодушны, но все же были достаточно индифферентны. Они сообщали о фактах, указывали на погромы магазинов, на беспорядки, на применение силы, на гибель людей, но вся эта информация была достаточно беспристрастной. Кроме того, она не продолжалась слишком долго. В международном пространстве происходит много подобных событий, поэтому внимание было не слишком пристальным.

Здесь надо отметить, что если у Запада есть не только идеологический в связи с гипотетиче­ским продвижением демократических ценностей, но и серьезный геополитический интерес, внимание западных СМИ вам будет обеспечено. Достаточно вспомнить разницу в отражении западными СМИ событий в Сирии и на Бахрейне. В первом случае шииты-алавиты доминируют над суннитами и последним это не нравится. Во втором – сунниты доминируют над шиитами, и тем это тоже не нравится. Но 11 месяцев назад отражение этих двух данных историй в мировых электронных СМИ, пока сирийский Асад еще не стал сносить городские кварталы артиллерийским огнем, не было одинаковым. К Сирии внимания было явно больше, чем к Бахрейну.

Относительное равнодушие западных СМИ к событиям в Жанаозене вполне отражает их отношение к Казахстану в целом. Оно сдержанное, но однозначно понятно, что Запад в целом заинтересован в сохранении независимого и стабильного Казахстана в ключевом для своих интересов регионе Центральной Азии, хотя не упустит случая оказать давление по тем или иным поводам, которые, так сказать, «не соответствуют стандартам».

В то же время реакция российских СМИ была гораздо более активной и, несомненно, выглядела очень недружественной по отношению к Казахстану. Это было весьма странно, особенно с учетом наших тесных отношений в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства. Российские телеканалы подавали события крайне тенденциозно, делая акцент на высказываниях самих протестующих, игнорируя официальную позицию, сообщая неподтвержденную информацию о большем числе погибших, чем следовало из официальных данных, в общем, всячески нагнетали обстановку. Печатные СМИ подавали откровенно провокационные материалы, особенно поразительным был репортаж «Комсомольской правды». Фактически это выглядело как массированное, крайне недружественное информационное давление.

Ситуация выглядела тем более абсурдной, если учесть, что в России информационная политика СМИ находится под плотным контролем со стороны государства, даже более плотным, чем в Казахстане. В частности, буквально за несколько дней до событий в Жанаозене в России был скандал в связи с тем, что местные каналы не показывали митингов на Болотной площади. Ряд журналистов ведущих каналов, в том числе частных, даже говорили о том, что они отказываются выходить в эфир.

Понятно, что для государств вроде России и Казахстана обычной практикой является плотный контроль информационного пространства. Поэтому, собственно, информационная атака большей части российских СМИ на Казахстан в связи событиями в Жанаозене и выглядела так странно.

Для государства в Казахстане это явно было шоком. Советник президента Ермухамет Ертысбаев был вынужден выступить с оценкой происходящих событий. Он высказался в том духе, что Москва таким образом хочет отвлечь внимание от событий на Болотной площади и протестного движения в России. Такое мнение в принципе может быть логичным, но тогда с российской стороны это крайне недальновидная политика. Вызывает сомнения тактика использовать проблему соседа для решения своих текущих задач. Но эта версия все равно лучше любой другой. Потому что в противном случае выводы получаются крайне неприятными.

Так или иначе получился серьезный скандал в отношениях России и Казахстана. Его пришлось гасить на высшем уровне. Скорее всего, это произошло во время визита президента На­зарбаева в Москву 19 декабря 2011 года. В результате до выбо­ров 15 января российские СМИ занимали относительно сдержанную позицию, что явно диссонировало с их поведением месяцем раньше. Но это только лишний раз доказывало, что Москва вполне контролирует свои СМИ. Однако в конце января на «Рен-ТВ» вышел фильм по Жанаозену, и опять в крайне нелицеприятной форме для Казахстана.

Более того, именно в российских СМИ стало тиражироваться мнение, что события в Жанаозене были организованы США, что вынудило оправдываться уже американских представителей. В свою очередь, последние в феврале стали намекать, что внешний след в событиях, несомненно, присутствует, но это точно не США.

Очевидно, что сегодня отношения между Москвой и Вашингтоном плохие, как никогда за последние десять лет. Здесь и конфликт вокруг ПРО в Европе, и резолюция по вопросу Сирии, и обвинения в поддержке протестных движений внутри России после последних выборов в Госдуму, и многое другое. Поэтому их пикировка по нашему поводу вполне понятна, но явно не внушает оптимизма. Всегда неприятно находиться в эпицентре противостояния великих дер­жав. И когда они, пусть даже косвенно, начинают обвинять друг друга в разных кознях, это заставляет думать, что не бывает дыма без огня. Потому что в истории было много подобных моментов.

Достаточно вспомнить события в Бишкеке в апреле 2010 года. Тогда волнения в маленьком провинциальном городе Таласе привели к тому, что туда были направлены все силы киргизской милиции, предназначенные для разгона демонстрации с соответствующим снаряжением. Туда же направились министры внутренних дел и юстиции. Потом там что-то с ними всеми произошло такое, что они неожиданно оказались захваченными таласцами, между прочим, обычными сельскими жителями. В результате в Бишкеке на следующий день не оказалось ни руководства милиции, ни сил, способных разгонять демонстрации, началась стрельба и так далее.

Большой вопрос, что на самом деле произошло в Таласе и откуда у протестующих в Бишкеке оказалось оружие для столкновений с охраной бывшего президента Курманбека Бакиева, но очевидно, что подобные события всегда имеют двойное и тройное дно. Точно так же, как понятно, что Россия и США конкурируют друг с другом в Киргизии за общее влияние, за военные базы и т. д.

  Возможные причины Жанаозена

 Самое поразительное в Жанаозенских событиях это то, что органы власти были застигнуты врасплох, их наверняка успокоила продолжавшаяся семь месяцев сидячая забастовка на площади. Поэтому 16 декабря не были приняты никакие меры предосторожности. В частности, если вы знаете, что у вас на площади уже семь месяцев находится как минимум 1500 недовольных, которые отказываются от всех предложений пойти на другую работу, то, естественно, надо задаться вопросом, на что живут эти люди и их семьи, кто их содержит и не следует ли ждать неожиданностей.

Поэтому 16 декабря просто напрашивалось решение, на всякий случай держать в Жанаозене отряд специального назначения, приученный к разгону демонстраций с применением обычных средств – водометов, слезоточивого газа, даже резиновых пуль. Это нормально, и даже если бы это показали по всем мировым каналам, не было бы ничего страшного. Показывают же разгоны протестов в Греции и других странах. Но проблема была в том, что у нас, наверное, просто не так много таких отрядов и места их дислокации находятся далеко от места событий в Жанаозене. Поэтому государство было просто не в состоянии держать в длительной командировке людей из других регионов. Обычная же милиция не была вооружена, чтобы не создавать повод для недовольства. Она вмешалась только после разгрома города, когда у государства просто не было другого выбора.

Если бы утром 17 декабря город оказался захвачен забастовщиками, которые 16 декабря превратились в мятежников, то весь мир увидел бы потерю государством контроля над целым городом. Тем более нельзя забывать о призраке узбекского Андижана. В 2005 году местные предприниматели из религиозной группы «Акрамия» захватили тюрьму, органы власти, вооружили своих сторонников, и узбекским властям пришлось фактически штурмовать город с помощью БТР. Это подорвало международный имидж официального Ташкента на долгие годы. Но у узбеков тогда не было выбора, потому что за Андижаном мог последовать Наманган, Коканд и далее без остановок.

Собственно, и казахстанское руководство не могло допустить ни временной потери управления над отдельно взятым городом, ни последующего скандала подобного тому, который был в Андижане. Не могла Астана и ждать переброски в Жанаозен специальных сил для разгона демонстрантов. Для этого не было времени. К тому же поднятым по тревоге силам из Алматы или Астаны нужно очень долго добираться до Актау, а затем ехать в Жанаозен. В то время как счет шел буквально на часы. Поэтому и было, очевидно, принято непопулярное в обществе решение быстро навести порядок. Но цена вопроса для всего государства и общества оказалась очень велика.

В результате порядок был наведен, возникшие имиджевые издержки были минимизированы. Немаловажную роль в этом сыграла взвешенная международная политика Астаны, которая сумела нейтрализовать давление со стороны России и одновременно избежать давления со стороны Запада. Выборы 15 января закрепили полученный результат. Но сделать выводы государство просто обязано.

Несомненно, надо отдавать себе отчет в объективных причинах беспорядков в Жанаозене. Одной из причин стало вступление Казахстана в Таможенный союз. При всех известных макроэкономиче­ских преимуществах, оно тем не менее спровоцировало рост в Казахстане инфляции. Исторически у нас всегда цены были ниже, чем в России. Это было нашим конкурентным преимуществом. Однако после объединения двух экономических систем, в нашем случае России и Казахстана, Белоруссию можно не учитывать из-за особенностей ее экономического устройства, казахстанские цены стали стремиться к более высокому российскому уровню. Мы начали импортировать российскую инфляцию и, кроме того, потеряли возможность маневрировать в случае возникновения сложных ситуаций.

Например, когда в 2011 году начался рост цен на мясо, мы уже не могли попытаться нейтрализовать его импортом дополнительных объемов говядины, потому что отныне эта прерогатива принадлежит комиссии Таможенного союза. А здесь у нас есть квота в 10 тыс. тонн в год, и любые изменения принимаются уже не на нашем уровне и требуют согласования. Кроме того, в прошлом году Москва, следуя своей обычной практике, отреагировала ослаблением рубля на отток капиталов из России, что также способствовало росту инфляции, с учетом того, что Москва импортирует много продовольствия. Мы же опять оказались в невыгодном положении из-за нашей практики фактической привязки тенге к доллару США.

Рост цен неизбежно оказался более болезненным для западных регионов Казахстана, где в отличие от юга, Алматы, Астаны, других городов нет собственной сельскохозяйственной округи. Это создало почву для недовольства местного населения. Очевидно, что в нефтедобывающих районах Казахстана давно существует определенное общественное недовольство системой распределения доходов от нефти. Оно вполне объяснимо. По всему миру многие жители богатых природными ресурсами районов считают, что остальные части государства их обделяют и если бы они жили отдельно, то жизнь их была бы гораздо лучше.

Другая причина связана с особенностями политики привлечения оралманов. В Западном Казахстане основной поток оралманов прибывает из Туркменистана и западных районов Узбекистана. Их особенность заключается в гораздо большей групповой сплоченности по сравнению с казахами из Казахстана. А групповая сплоченность обусловлена влиянием со стороны традиционных среднеазиатских форм организации – узбекской махалли или туркменского племени. Соответственно узбекские и туркменские оралманы более организованы, их трудно расколоть с помощью обычной штрейкбрехерской практики. Поэтому мало кто из забастовщиков, среди которых, по словам прежнего руководства «Казмунайгаза», как раз было много оралманов, согласился на предлагаемые компанией и местными акиматами альтернативные места работы.

Так что объективных причин было две – это инфляция, помноженная на общее недовольство в нефтедобывающих районах, а также резкое увеличение населения Жанаозена за счет притока сплоченных мигрантов из Туркменистана и Узбекистана. Было, конечно, и много субъективных причин – например, особенности формирования управленческого персонала компании «Казмунайгаз».

С тактической точки зрения стоит отметить возможность финансирования бастующих рабочих извне. Потому что 1,5 тыс. семей не могут находиться без зарплаты семь месяцев и отказываться при этом от любых предложений. Следует обратить внимание и на то, что ситуация заведомо была поставлена в тупик теми, кто вписал в требования бастующих нефтяников еще в самом начале забастовки пункт о национализации всех добывающих предприятий. Это автоматически придало забастовке политический характер. Вряд ли это могли сделать сами рабочие. По крайней мере, раньше, в ходе прежних волнений, из-за зарплаты они не ставили таких глобальных требований.

Так что в любом случае, если кто-то и стоял за забастовкой в Жанаозене, он рассчитывал на конфронтацию и создание проблем для государства. Но такое оружие можно применить только один раз, в следующий раз государство уже явно не будет находиться в расслабленном состоянии. Это имеет отношение и к информационному оружию.

По крайней мере, понятно, что в условиях Казахстана, при его огромных пространствах, надо иметь в распоряжении мобильные специальные обученные подразделения, желательно комплектующиеся из всех регионов Казахстана, для эффективного противодействия массовым беспорядкам обычными средствами. Причем стоит иметь и милицейские формирования, и военные. Например, в том же Израиле есть специальные военные бригады, предназначенные для действия по всей его территории, в том числе и для нейтрализации районов массовых беспорядков. Для их переброски жизненно важно иметь соответствующие транспортные возможности. Например, военно-транспортную авиацию, способную в кратчайшие сроки перебросить и развернуть такую бригаду.

Очевидно, что у нас такой транспортной авиации просто нет. Несколько лет назад Министерство обороны Казахстана объявило о покупке шести американских военно-транспортных самолетов С-130. Однако под давлением российского лобби сделка сорвалась. В то время как сама Россия сегодня не в состоянии предложить рынку подобный военно-транспортный самолет. В частности, в конце 2000-х годов сорвалась сделка по поставкам Россией транспортных самолетов Ил-76 Китаю, главным образом из-за неспособности Ташкента выполнить обязательства по его постройке. Однако Ил-76 – тяжелый транспортный самолет, а С-130 – средний, ничего подобного в России сегодня не производят.

В результате непонятно, как добирались 10 тыс. милиционеров и солдат внутренних войск до Жанаозена, где они жили, как была налажена система их снабжения. Тем более, похоже, что это были почти все возможности государства, а если бы рвануло еще в каком-нибудь другом месте?

Для такого государства, как Казахстан, вопрос его безопасности и целостности – это стратегически важная задача. Поэтому среди первых шагов наряду с программами развития для Западного Казахстана, как социальными, так и связанными со строительством дорог, соединяющих его с остальной страной, стоило бы подумать об эффективности действий по предупреждению возможных потрясений.

публикация из журнала "Центр Азии"

февраль/март 2012

№1-4 (59-62)

РубрикиПолитика