Для государства и общества в Казахстане год завершается в основном на позитивной ноте. В стране нет больших проблем, цены на нефть остаются высокими, ситуация в целом довольно стабильная. Хотя в то же время сильно выросли цены в первую очередь на коммунальные платежи. Прогнозы в этом смысле для населения весьма неутешительные. Теперь мы сильно зависим от состояния экономики России как крупнейшей страны Таможенного союза. Здесь все довольно непросто, потому что в этом году в России практически прекратился экономический рост (около 1,5 процента по итогам 2013 года), выросла инфляция.
Частью политики Москвы по преодолению проблем, как известно, является ослабление рубля. Это отвечает интересам экспортеров, но сказывается на самочувствии населения. Кроме того, очень спорный вопрос связан с влиянием ослабления рубля на рост цен. В России часто высказывают мнения, что здесь нет прямой зависимости. Однако, с учетом зависимости потребительского рынка от импорта, ослабление рубля не может не сказаться на ценах на импортную продукцию. Здесь вопрос в том, насколько долго продлится период слабого рубля. Если достаточно долго, то импортеры учтут этот фактор в определении ценовой политики.
С учетом нашей зависимости от России, ослабление рубля может иметь двойной эффект для экономики Казахстана. С одной стороны, приведет к росту импорта из России. С другой – инфляция в России неизбежно скажется на инфляции в Казахстане. Кроме того, даже рост наших внутренних цен во многом вызван постепенным сближением экономик двух стран и процессов их выравнивания. В России объективно цены выше.
Но пока все довольно ровно. 2013 год не привел нас к каким-то глобальным переменам. Все имеющиеся вопросы и проблемы носят тактический характер. Можно расслабиться, отмечать праздники и оставить все заботы на следующий год. Хотя некоторые тактические темы могут представлять интерес.
Дружеский обмен нотами
В этом году МИДы России и Казахстана как минимум два раза громко обменивались нотами протеста. Первый раз российский МИД прислал ноту протеста 18 января по поводу ограничения пусков тяжелых ракет «Протон» с Байконура на 2013 год. Тогда это выглядело как форма давления на казахстанскую сторону, потому что нота была направлена за один день до визита министра иностранных дел Ерлана Идрисова в Москву. Казахстанский МИД постарался сгладить ситуацию. Наш представитель Жанболат Усенов 24 января в комментарии агентству «Интерфакс-Казахстан» указывал, что «привязывать эту ноту к визиту министра иностранных дел Казахстана в РФ я не вижу никакого смысла. Идет нормальный рабочий партнерский процесс, обсуждение всех вопросов, связанных с космодромом «Байконур».
26 ноября российский МИД направил новую ноту протеста. На этот раз в связи с инцидентом на Каспийском море, где казахстанскими пограничниками при задержании браконьеров из Дагестана было применено огнестрельное оружие. Один нарушитель был убит, второй ранен. Характерно, что инцидент произошел 25 ноября, а нота была направлена уже 26-го.
При этом тональность документа была весьма вызывающей. В ней указывалось, что в результате «неправомерного применения при задержании российских рыбаков огнестрельного оружия пограничными службами и другими правоохранительными органами Казахстана, в результате которого гибнут люди и получают ранения граждане Российской Федерации, не являются единичными, на что российская сторона неоднократно указывала казахстанской стороне. Москва призвала к всестороннему и объективному расследованию инцидентов казахстанской стороной, выявлению виновных и привлечению их к ответственности, а также попросила принять всеобъемлющие меры по недопущению в дальнейшем использования огнестрельного оружия на поражение против российских граждан».
Казахстанский МИД ответил на российскую ноту 29 ноября. Представитель МИДа Усенов заявил, что «мы хотели бы подчеркнуть, что указанный инцидент произошел в пределах 12-мильной морской зоны, которая, согласно закону, является территорией Казахстана. Таким образом действия представителей пограничной службы Казахстана были направлены на защиту государственной границы нашей страны». Но дальше было еще интереснее. Усенов сказал, что «Казахстан обеспечивает и будет обеспечивать нерушимость своих границ, соблюдение своего законодательства и защиту своих национальных интересов всеми допустимыми законом средствами, независимо от гражданства нарушителя».
Наш МИД ответил не менее жестко, чем российский МИД предъявил нам претензию. В переводе с дипломатического языка это означает, что наружу прорвались скрытые противоречия между Москвой и Астаной. И судя по тексту нот, отношения эти весьма неважные.
Причем инициатором обострения ситуации выступила российская сторона. Чего стоит, например, тезис о «неправомерном применении» силы и призыв «наказать виновных». Если бы Казахстан отмолчался или спустил дело на тормозах, это стало бы потерей лица. Тем более что «виновными», в данном случае с российской точки зрения, оказывались бы казахстанские пограничники, которые, естественно, выполняли свой долг. Кроме того известно, что браконьеры из Дагестана часто бывают вооружены. Как бы выглядели наши власти, если бы проглотили такой выпад?
В тот же день, 29 ноября, казахстанское посольство в Москве направило в МИД России ноту с просьбой объективно разобраться в убийстве казахстанской гражданки. Трудно отделаться от ощущения, что это было частью реакции на давление со стороны России. Хотя здесь был явный перебор. В России довольно часто убивают по национальным признакам, среди жертв бывают и казахстанцы, но нот до этого никто не отправлял. Если бы наши ограничились ответом на ноту МИД РФ, этого, наверное, было бы достаточно.
При этом не было явных поводов для такого обострения отношений. Единственное, что накануне этой войны дипломатических нот в российском Екатеринбурге 10–11 ноября прошел X форум приграничного сотрудничества, на котором встречались главы государств Казахстана и России. В ходе форума было заметно, что у сторон разные позиции по вопросам интеграции. В частности, в Екатеринбурге был продлен договор о дружбе между двумя странами.
В статье 10 указывалось, что «стороны способствуют дальнейшему укреплению Таможенного союза и Единого экономического пространства в целях укрепления евразийской интеграции на принципах равноправия, добровольности и взаимной выгоды без ущемления политического суверенитета». Заметим, что здесь не упоминается Евразийский экономический союз, договор о котором должен быть подписан в следующем году, и делается акцент на суверенитете. Это явно отражает беспокойство казахстанской стороны относительно действительных намерений Москвы по вопросам интеграции.
Характерно также, что во время пресс-конференции глав государств президент России Владимир Путин сказал президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, что экспорт из Казахстана в Россию вырос. В ответ казахстанский президент ответил, что у наших специалистов другие данные. С учетом наличия в наших странах эффективной вертикали власти, такой диалог многое говорит о ситуации.
Возможно, что российская сторона просто захотела проверить Казахстан на прочность позиции. Тем более что в двадцатых числах ноября казалось, что Москва одержала сокрушительную внешнеполитическую победу, добившись отказа Украины от интеграции с Европой. Соответственно перед Россией встал вопрос о возможности интеграции Украины с ТС. Этот вопрос наверняка обсуждался в ходе встреч на высшем уровне.
Позиция Казахстана объективно является препятствием на пути планов России расширить ТС. Астана настаивает на соблюдении процедурных моментов и необходимости предварительно отладить все еще буксующий механизм интеграции. Москва не хочет зависеть от позиции Казахстана. К примеру, Россия говорит о том, что готова принять в ТС Армению, Кыргызстан и Таджикистан. Потом этот вопрос зависает.
Но Украина – дело очень серьезное. Вступление этой страны в ТС при одновременной ее изоляции от Европы позволяет укрепить позиции России и исполнить программу-максимум – создать в перспективе новый союз. Без Украины он выглядит неполным, а с ней Москва может заявить о воссоздании союза трех славянских государств и, может быть, начать проект восстановления прежней мощи государства. Это объясняет жесткость заявлений Путина в отношении украинских протестов.
Так что последняя нота российского МИДа – это проявление нетерпения российских властей, их недовольства самостоятельностью Казахстана, которая препятствует реализовать масштабные геополитические планы России. Однако после 30 ноября, первой попытки разогнать митинг в Киеве, события здесь пошли по неожиданному сценарию. Янукович начал поддаваться давлению улицы и представителей Евросоюза.
Все это закончилось визитом вице-премьера Сергея Арбузова в Брюссель, в ходе которого было достигнуто соглашение о принятии «дорожной карты движения Украины» к подписанию соглашения с Евросоюзом. При этом Арбузов заявил, что никакой другой интеграцией он не занимается. В этой ситуации стало понятно, что Янукович не подпишется под интеграцией с ТС.
7 декабря состоялся телефонный разговор Путина и Назарбаева, 9 декабря еще один по поводу подготовки к заседанию Высшего евразийского экономического совета. 11 декабря в Астану приехал российский вице-премьер Дмитрий Рогозин и встретился с президентом Назарбаевым, обсуждался вопрос о Байконуре. 13 декабря президенты Казахстана и России говорили по поводу Байконура. Так что все завершилось благополучно. Стороны объективно нужны друг другу. Но самый важный итог всей этой истории, что Казахстан выдержал свою линию и не уступил достаточно жесткому давлению.
Церковно-приходская история
Эпопея с отцом Софронием завершилась в середине декабря после вмешательства церкви. Священника перевели из Казахстана в Россию, на этом конфликт был исчерпан. Казахстанским властям не пришлось высылать священника, что они намеревались сделать. Русская православная церковь избежала вовлеченности в скандал.
При этом, очень похоже, что был достигнут компромисс, который устроил обе стороны. Приют, скорее всего, останется, в него назначат другого священника. Потому что если приют закроют, церковь потеряет лицо. Взамен церковь отослала Софрония, который выступал в роли раздражителя для местных властей.
Мы не знаем, в чем на самом деле состоял конфликт между Софронием и местными властями. Действительно ли дело в том, что кто-то претендовал на земли приюта, как утверждал священник. Может быть, у него были не в порядке документы или он отказывался от прохождения процедур? Или, может быть, деятельность Софрония стала слишком значительной, и он стал вести себя соответственно этому. Возможно, дело в том, что Софроний, являясь гражданином России, подпадал под категорию иностранный миссионер. А может быть, он просто испортил личные отношения с властями на местах.
Так или иначе у Софрония возник конфликт с государством. И он стал активно использовать в борьбе за свои интересы общественное мнение. Естественно, что общественное мнение встало на его сторону. Особенно когда была озвучена версия о якобы существующих планах отобрать землю у приюта. Характерно, что местная православная церковь первоначально встала на его сторону, призывая отменить депортацию. Это также было вполне естественно, потому что приют Софрония финансировался из церковного фонда «Радонеж». Наверняка он считался одним из самых успешных проектов местной епархии.
Однако затем что-то произошло, и церковь примерно в начале декабря поменяла свою позицию. С Софронием приезжали разговаривать высшие иерархи, в частности митрополит Александр, причем, по данным СМИ, разговор шел на повышенных тонах. После этого 13 декабря было объявлено о переводе священника в Россию. Это явно застало Софрония и группу его поддержки врасплох. Его представитель не смог скрыть своего разочарования, указав, что меньше всего ожидал давления со стороны церкви. Церковь сделала заявление по итогам произошедших событий. «Игумен Софроний, оставаясь клириком Свято-Сергиевского храма, продолжал саботировать все действия государственной власти и церковного священноначалия, направленные на нормализацию обстановки в детском приюте, вел активную работу с целью посеять в обществе недоверие к руководству церкви и государства, распускал клеветнические слухи и измышления». То есть фактически церковь таким образом говорит, что Софроний создал проблему для отношений церкви и государства.
Скорее всего, вопрос решился после вмешательства сверху. В определенный момент местная проблема вышла на более высокий уровень. Вероятнее всего, это произошло, после того как информация об истории Софрония стала появляться в российском информационном пространстве. Причем тональность материалов была однозначной, что-то вроде «русский священник преследуется в Казахстане». Не исключено, что сам Софроний и его сторонники решили вынести этот вопрос в Россию с целью оказать дополнительное давление на казахстанские власти, с тем чтобы они оставили приют в покое. Может быть, также, что российские журналисты ознакомились с конфликтом в казахстанской прессе и заинтересовались им.
В любом случае локальный конфликт вышел на международный уровень. Это стало проблемой для межгосударственных отношений России и Казахстана. Они и так переживают непростой период в своих отношениях, но пока все вопросы остаются в сфере ответственности государственных органов. Даже ноты протеста – это отношения государственных институтов.
Очевидно, что ни Астане, ни Москве не нужно, чтобы дискуссия о характере отношений между двумя государствами перешла в публичное пространство. Слишком велик риск, что это приведет к развитию нежелательных дискуссий между радикалами с обеих сторон. Потому было бы сложно без проблем выйти из ситуации. К примеру, показательна ситуация с теми же нотами протеста, которыми МИДы двух стран обменялись в конце ноября. Ссора продлилась совсем недолго, конфликт был урегулирован, широкая общественность на него не обратила внимания.
После того как Софроний оказался в эпицентре внимания общественности, ему, очевидно, показалось, что это поможет ему добиться своего. Но такой вариант уже не отвечал интересам государства. Потому что если бы Софрония выслали, имиджевые потери были бы неизбежны. Если бы он остался, то власти продемонстрировали бы слабость и потерю лица.
Для Русской православной церкви вопрос также встал весьма остро. Церковь всегда рассматривает себя как один из столпов государства, пусть даже это не Россия. Лояльность церкви государству является важным элементом ее положения в Казахстане. Тем более она обязана смотреть на ситуацию масштабнее, чем это может сделать местный священник. Кроме того, церковь предполагает иерархию священнослужителей и дисциплину.
Поэтому, когда православная церковь в Казахстане увидела масштаб проблемы, она предприняла попытку несколько смягчить ситуацию. Возможно, что ей подсказали это сделать из Московского патриархата. Потому что вопрос встал политический. Но Софроний начал отказываться подчиниться решению церкви.
Только строптивость священника может объяснить и приезд митрополита Александра в приют, разговор на повышенных тонах и жесткие оценки его поведения со стороны представителей церкви. Скорее всего, церковь предложила священнику прекратить публичную деятельность, обещая, что решит вопрос с властями кулуарно. Когда же он отказался, его просто перевели из Казахстана в Россию.
Последний факт подтверждает предположение, что решение принималось церковными кругами в Москве. Потому что митрополит Алматинский Александр должен был в кратчайшие сроки согласовать перевод священника в другую церковную юрисдикцию. Только в Москве могли принять решение и дать команду предоставить Софронию место в России.
В общем, теперь важно, чтобы приют сохранился и продолжал выполнять свою миссию помощи сиротам и бездомным старикам. Ни в интересах ни Церкви, ни казахстанских властей раздувать дальше этот конфликт. Всем будет лучше, если тема закроется именно таким образом.
Мемориальный синдром
Самым любопытным моментом в связи с решением построить в Астане мемориал для упокоения известных людей Казахстана стала даже не реакция либеральной общественности. Она была вполне прогнозируемой. Более интересной была публичная реакция улемов – исламских священнослужителей. Например, в Интернете было распространено заявление наиб-имама центральный мечети города Алматы Нурмухамеда Иминова о том, что «могила должна быть простой. На ней можно поставить только камень в качестве знака, что здесь похоронен такой-то человек. И все. Более того, строительство ограждений из дорогого кирпича – это все противоречит исламу. Это только расточительство».
Вопрос не в том, что это ярко выраженное несогласие с решением государства. Проблема в том, что позиция алматинского имама наглядно выражает существующие противоречия в мусульманской среде. Дело в том, что местная исламская традиция включает такой важный для нее элемент, как аулие – культ святых. Он был легитимизирован в исламе еще с VIII века. Большую роль в этом сыграла деятельность суфиев, которые способствовали активному распространению ислама на новых территориях – в Средней Азии, Индии, Индонезии, Северной и Восточной Африке. Естественно, для адептов новой религии деятельность суфийских тарикатов имела большое значение, а авторитет их духовных наставников способствовал закреплению традиции. Отсюда мазары мусульманских святых по всей территории мусульманского мира – от Тимбукту в Западной Африке до Индонезии.
В Казахстане наиболее типичный пример – это мавзолей Ходжа Ахмета Яссауи в Туркестане. Паломничество к этому мавзолею является частью местной традиции. Местный акимат в Шымкенте говорит о 700 тыс. паломников в год и собирается в связи с этим создавать соответствующую инфраструктуру. В Южном Казахстане есть еще мавзолеи Арыстан-баб и Айша-биби. Кроме того, по всей стране разбросаны тысячи мазаров местных батыров, биев.
Здесь надо отметить, что концепция аулие наложилась на прежнюю номадическую традицию поклонения духам предков (аруах). Поэтому, когда казахи строят большие мазары для своих родственников – это результат смешанного за тысячу лет восприятия первоначального ислама. В принципе в рамках ханафитского мазхаба была разработана целая концепция интеграции местных традиций.
Однако в XIX веке энергичное движение ваххабитов, названных так по имени проповедника ибн абд аль-Ваххаба, поддержало династию Саудитов. Во время штурма Мекки ваххабиты первым делом разрушили мазары на могилах всех сподвижников пророка. С их точки зрения, поклонение могилам означает впасть в грех многобожия (по-арабски – ширк).
В XX веке ваххабиты вместе с Саудитами пришли к власти в Аравии. Однако долгое время они все же были не так заметны в исламском мире. Все изменили процессы модернизации. Самые разные движения выступали за возврат к первоначальным ценностям исламской общины, за очищение от всех привнесенных новшеств. Джадиды в Средней Азии и на Волге, в некоторой степени деобандийцы в Британской Индии, младотурки и младоафганцы, братья-мусульмане. Но в большинстве своем это были сторонники модернизации религии с целью повышения ее конкурентоспособности в противостоянии с Западом. В то время как Саудиты больше были охранителями религиозных норм. В этом смысле они были весьма консервативны.
Однако постепенно в XX веке широко распространились охранительные движения салафитов, которые были весьма неоднородны по своим взглядам, в том числе и в отношении к местным традициям. Например, исламисты, которые захватили в начале 2013 года Тимбукту в Мали, уничтожали мазары местных святых, которые стояли в этом городе с XI века. В то время как радикальные талибы, которые захватили власть в Афганистане в 1990-х годах, напротив, мазары не трогали. Может быть, потому, что они являются частью местной традиции, и это могло привести к конфликтам с населением. А может быть, потому, что достаточно радикальное движение деобандийцев, которое идеологически стоит за исламистами Пакистана и талибами в том числе, толерантно относится к суфизму. Оно вышло из суфийских тарикатов. В самом Пакистане мазары святых охраняются армией.
В общем, ситуация в исламском мире относительно мазаров, аулие и вообще захоронений, очень неоднозначная. Важно другое – имам алматинской мечети фактически озвучил точку зрения на данную проблему, близкую к ваххабитско-салафитской. При этом он был достаточно категоричен, что довольно странно в наших условиях. Потому что речь шла о решении государства по светскому вопросу – созданию мемориала для известных людей Казахстана.
Запасной аэродром
Открытие аэропорта в Таразе с взлетно-посадочной полосой, которая должна принимать все типы самолетов, стало весьма заметным событием сразу с нескольких точек зрения. Во-первых, это хороший показатель для акима области Каната Бозумбаева. В наших условиях эффективность деятельности становится важным фактором оценки работы чиновников. Способность реализовывать проекты выглядит очень позитивно на фоне всех негативных историй последнего времени о заводах, которые не заработали, или домах, которые упали. Во-вторых, развитие Жамбылской области имеет большое значение для Казахстана. И не столько в связи с тем, что уроженцы данного региона составляют внушительную часть нашего истеблишмента, а также населения города Алматы. Более важно, что область является пограничной с Кыргызстаном со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Ну и, в-третьих, аэропорт в Таразе является теперь крупнейшим казахстанским аэропортом, расположенным недалеко от Алматы. Конечно, есть еще и аэродром в Талдыкоргане, но он не способен принимать все типы самолетов. Наличие большого аэродрома рядом с самым крупным городом Казахстана важно потому, что, с одной стороны, он может выступать в роли запасного для алматинского аэропорта.
Когда последний не принимает рейсы из-за туманов, пассажирским самолетам приходится уходить в Астану или Караганду. Это почти тысяча километров. В советские времена в экстренном случае они могли сеть в Бишкеке (тогда город Фрунзе), но сегодня это иностранная территория. Теперь аэропорт Тараза, расположенный в пятистах километрах, фактически будет выполнять роль запасного. Причем это важно еще и с точки зрения обеспечения посадки грузовых самолетов на маршруте между Азией и Европой. Перевозки грузов по этому маршруту имеют важное значение для алматинского аэропорта. Тяжелые грузовые самолеты смогут садиться еще и в Таразе.
С другой стороны, наличие аэродрома в непосредственной близости от Алматы является разумной предосторожностью. Потому что в случае, если южная столица, не дай бог, пострадает от землетрясения, принципиально важно обеспечить связь города с внешним миром. Возможность посадки тяжелых самолетов в Таразе в этом смысле очень важна. Потому что до его реконструкции такие самолеты могли сесть опять же или в Караганде, или в Астане. Всегда есть вариант Бишкека, но он также может пострадать. Кроме того, это означало бы необходимость сосредоточить центр возможных спасательных операций на территории иностранного государства. Придется также открыть границу между двумя странами. Объективно Тараз более удобен. Тем более что в 2014 году будет завершено строительство магистрали Западный Китай – Западная Европа, что облегчит транспортное сообщение.
Немаловажно также, что, имея такую огромную территорию, Казахстан просто обязан иметь развитую сеть транспортных сообщений между различными регионами. Они должны связывать страну в одно целое. Современные аэропорты и дороги являются лучшим показателем эффективности работы государства.
Выйти из банковского тупика
Вопрос о том, как выйти из того сложного положения, в котором оказалось государство в связи с существующими проблемами в банковской системе до сих пор остается весьма актуальным. И дело не только в известных проблемах двух банков – БТА и «Альянс». Скорее вопрос в том, как обеспечить такую важную функцию, как кредитование экономики. Банки жалуются на отсутствие длинных денег. Их положение ухудшается в связи с созданием Единого накопительного пенсионного фонда и необходимостью отдать пенсионные деньги. Это был серьезный источник длинных денег для банков.
Но еще хуже, что после бурного десятилетия роста в Казахстане осталось мало надежных заемщиков. Слишком много неработающих кредитов в банках. За каждым из них стоят конкретные люди и фирмы, их очень много. Еще больше проблем с проектами, под которые банки могли бы дать кредит. У нас было столько примеров, когда проекты заканчивались ничем.
При этом многие из реализуемых проектов вообще не нуждаются в кредитах. Они финансируются из имеющихся средств, которые у многих людей по самым разным причинам весьма значительны. Для этой категории людей с большими накоплениями, напротив, существует проблема инвестирования денег. И они также ищут проекты. Банки не могут найти достаточно хороших заемщиков, а сами уже не могут инвестировать, как в тучные докризисные времена. Многие проблемы плохих кредитов из той эпохи и традиции банков и близких к менеджменту компаний самостоятельно инвестировать в недвижимость.
Но реализовать проекты становится все сложнее. Внутренний рынок во многом насыщен импортом, местным компаниям сложно создать что-то более или менее конкурентоспособное в расчете на внутренний потребительский спрос. Многие бизнесы критически зависят от государственных заказов, а здесь ситуация весьма нестабильная. Потому что на пороге снятие ограничений по рынку услуг и допуску компаний из ТС к внутренним тендерам. Рассчитывать на экспорт в ТС также не приходится. Здесь и пресловутые ограничения, тарифные и нетарифные, и трудности в конкурентоспособности с российскими предприятиями.
Так что для банков настали непростые времена. В этой ситуации государство пытается «расчистить балансы», снять напряженность в системе. Произошедшая в декабре продажа «Темир-банка» и части акций «Альянс-банка» известному предпринимателю Булату Утемуратову – это часть такой политики. Частнику проще принимать непопулярные решения. Для самого Утемуратова это обязательство помочь системе в сложный момент. Но он все-таки подстраховывается. Поэтому небольшой «Темир-банк» куплен полностью, а у «Альянса» он приобрел только 16 процентов. Это разумная предосторожность. Потому что чистка балансов в проблемной структуре может вскрыть большие проблемы. Кроме того, и покупатель и продавец подстраховываются на случай, если сделкой будут недовольны внешние кредиторы.