Историческое кино и историческая политика?

Историческое кино – это почти всегда идеология. Даже в коммерчески успешном Голливуде всегда есть место для идеологии в отражении вопросов истории, особенно если речь идет о США и западном мире. Другое дело, что на Западе всегда есть место и для альтернативной точки зрения. Поэтому появляются антивоенные фильмы вроде тех, которые снимает Оливер Стоун, хотя война – это всегда своего рода апофеоз исторической идеологии. Причем это касается как успешных войн, тогда речь идет о героизме в борьбе против врагов, которые часто выглядят как абсолютное зло, так и неудачных, закончившихся поражениями. Тогда в центре повествования оказывается жертвенность, принесенная на алтарь свободы.

Для примера можно вспомнить голливудский фильм «Патриот» с Мелом Гибсоном в главной роли. Англичане в этом фильме выглядят почти как отряд эсэсовцев где-нибудь на оккупированных территориях в разгар Второй мировой войны, а проанглийские американцы, их называли лоялисты, и их было не меньше трети всего населения Штатов того времени, представлены как крайне мелкие и неприятные во всех отношениях субъекты.

Но это и понятно. Историю пишут победители. Американцы же победили англичан и их сторонников в той войне. В конце концов, у них есть Голливуд, а английская версия этих же событий мало известна, если она вообще существует. Поэтому патриотические фильмы про войну или борьбу с врагами всегда опираются на собственную версию истории. Но это не исключает и критических взглядов, просто они обычно оказываются на периферии исторической политики, которая не только сама по себе формирует общественные ожидания, но и отвечает потребностям общества.

Действительно, всем, и государству и обществу, всегда выгоднее, когда собственная история выглядит героической. Это справедливо и для западных демократий и для азиатских государств с сильной центральной вертикалью власти. При этом героизм предполагает преодоление трудностей. Поэтому идеальная модель – это когда на нас напали, но мы их потом победили. Собственно, по этой модели снимают исторические фильмы в самых разных странах мира. Даже если это не совсем соответствует исторической реальности. Но от фильмов и не требуется исторической достоверности, они должны идеологически мотивировать своих против чужих. Однако для этого необходимо четко определить, кто свои и кто чужие.

Именно поэтому исторические фильмы – это продукт главным образом для внутреннего употребления. Потому что чужие – это очень часто соседи по одному географическому пространству, и надо как-то продолжать поддерживать с ними отношения. Конечно, за исключением тех случаев, когда отношения испорчены очень давно и надолго. Но такие случаи встречаются нечасто. И вообще крайне редко бывают ситуации, когда у той или иной исторической идеологии есть свой бывший идеальный враг.

Например, таким бывшим идеальным врагом для американского, английского, советского, потом российского, а также французского кино можно было бы считать нацистскую Германию времен Второй мировой войны. И дело не только в чрезвычайно сильных фильмах, которые рассказывают о действительно страшных моментах истории, дело также обо всех остальных, про войну и про немцев. Их было, есть и будет еще очень много, которые и составляют суть исторической идеологии.

Но в такой ситуации имеет значение согласие современной Германии с такой ситуацией. Очень важно, что немцы признают свою ответственность за все произошедшее, они приняли покаяние. Хотя в исторической перспективе это все было совсем недавно, и раны еще болят у всех участников тех трагических событий.

В то же время не все те участники Второй мировой войны из числа проигравших придерживаются такой же позиции. Японцы, например, отдают дань памяти своим солдатам, погибшим на фронтах той вой­ны, для этой цели премьер-министры периодически посещают храм Ясукуни. Это вызывает острое неприятие у соседей Японии, которые пережили японскую оккупацию. Японцы называют свои военные корабли именами тех кораблей императорского флота, которые принимали активное участие в войне и атаковали Перл-Харбор. И когда в Голливуде сняли фильм про нападение 7 декабря 1941 года в Перл-Харборе, американским актерам во время визита в Японию пришлось обсуждать предложенную в фильме версию событий, и это было для них непросто.

Из недавних примеров самый показательный – это разрыв исторической идеологии в отношениях между Россией и Украиной. Теперь они противники не только в политике, но и в вопросах истории. Хотя и раньше между ними существовали противоречия в трактовке общих для двух народов исторических событий, но теперь они перерастают в открытое противостояние.

Очень показательным примером прежней ситуации был российский фильм «Тарас Бульба». В этом фильме главные герои, сам Тарас и его запорожские казаки, говорили о русской земле, за которую они воюют. Это в принципе соответствует и литературному источнику, и исторической реальности. Потому что до Переяславской рады и присоединения украинских земель к Московскому государству, их население называло себя русским. Например, при гетмане Выговском, одном из преемников Богдана Хмельницкого, возглавляемое им государственное объединение называлось Русским княжеством.

Понятно, что для авторов фильма было важно показать, что с точки зрения исторической идеологии русские и украинцы – это один народ, и этот народ русские. Однако такая точка зрения отрицает, что украинцы – это самостоятельный народ. Поэтому стоит ожидать, что они будут отстаивать свою точку зрения на исторические события, например, когда они боролись против самодержавной власти Москвы. Можно ожидать, что появятся фильмы про битву под Конотопом, где украинцы разбили московское войско под командованием Шере­метьева или про разгром Батурина, столицы гетмана Мазепы, после его перехода на сторону шведов.

В этом смысле, с точки зрения исторической идеологии, Казахстану «повезло» с существованием в нашей истории бывшего идеального врага. Для нас эту роль выполняли и выполняют джунгары. Это действительно очень удобный «исторический противник». Потому что не надо переживать о возможной реакции современных джунгар. Даже их прямые потомки, калмыки в России и ойраты в Монголии и Китае, после всех потрясений XVIII века сегодня крайне немногочисленны и не представляют самостоятельные государства, в этой связи на их историческое мнение можно не обращать особого внимания.

Тем более что этноним «джунгары» и Джунгарское ханство вообще исчезли с исторической сцены. Наименование джунгар появилось в XVII веке для обозначения отдельного союза группы ойратских племен, среди которых выделялись дербеты, торгоуты, чоросы, хойты. В это время было еще отдельное ханство хошоутов вокруг озера Кукунор, а также союз дербетов и торгоутов в районе Поволжья, который в истории известен под названием Калмыцкое ханство.

В монгольской политической традиции название джунгар переводилось как левая рука, или, другими словами, левое крыло. То есть это был больше политический термин. Поэтому в истории остались имена отдельных народов: ойраты и калмыки. Еще есть так называемые сарт-калмыки – это те ойраты в Средней Азии, которые отделились от основного союза, приняли ислам, перешли на тюркский язык и стали одним из среднеазиатских тюркоязычных племен.

Характерно, что те калмыки, которые в 1771 году во главе с ханом Убаши бежали из Российской империи в Джунгарию, известны сегодня под именем ойратов, а не калмыков. Потому что в то время ойраты – это было их самоназвание, а калмыками их называли соседние тюркоязычные народы. В Джунгарии к этому моменту уже практически не было прежнего джунгарского населения, в 1750-х годах его уничтожили войска империи Цинь.

Такое длинное историческое отступление было необходимо, чтобы подчеркнуть, насколько выгодным для исторической идеологии оказалось отсутствие среди наших современных соседей джунгар. Тем более если они в массовом сознании никак не ассоциируются с современными нам ойратами и калмыками. Кроме того, последних осталось настолько мало, что их мнение по поводу нашей идеологии не особенно критично. Поэтому в казахской истории джунгары – народ, который длительное время был непримиримым и опасным противником не только для казахов, других кочевых народов, а также и для государств Средней Азии, Восточного Туркестана. С точки зрения исторической идеологии это действительно практически идеальный бывший враг.

Все наши основные фильмы связаны с противостоянием с джунгарами, и великолепный «Кыз-Жибек», и новомодные «Кочевник» и «Мын бала», и многие другие. Собственно, и масштабный фильм про Казахское ханство «Алмазный меч» тоже не обошелся без ойратов-джунгар. Тогда, в середине XV века, это еще были ойраты, они под командованием Уз-тимур-тайши совершили поход на присырдарь­инские города и разбили армию Абулхаир-хана. Это стало началом ослабления власти этого хана из династии Шибанидов, который за 40 лет до этого захватил власть в расположенном на территории Казахстана левом крыле улуса Джучи, Золотой Орды русских летописей.

Династия Шибанидов была связана с расположенным в Сибири улусом Шибана, одного из сыновей Джучи. У нас ее ошибочно называют Шейбанидами по имени Мухамеда-Шейбани, под командованием которого династия завоевала Среднюю Азию. В то время как в левом крыле правила династия потомков старшего сына Джучи Орда-Еджена. Соответственно, приход к власти Шибанида Абулхаира в тех обстоятельствах был узурпацией власти. После поражения Абулхаира от Уз-тимур-тайши власть этого хана из Шибанидов начала постепенно слабеть. В результате стал возможен мятеж против его власти потомков Орды-Еджена Джанибека и Гирея и в последующем образование нового Казахского ханства. Собственно, в этой исторической канве и происходят события в фильме «Казахское ханство. Алмазный меч».

 «Алмазный меч» использует в качестве литературной основы известный исторический роман «Заговоренный меч» Ильяса Есенберлина из трилогии «Кочевники». Это, наверное, самое известное и значимое историческое произведение в Казахстане. Три романа Есенберлина сыграли огромную роль в историческом самосознании казахов. Именно по этим книгам во многом шло знакомство интересующихся граждан с казахской историей.

Авторы фильма не следовали буквально фабуле книги, но сохранили ее историческую основу. В том числе это имеет отношение к сложным вопросам казахской истории, на которые сам Есенберлин не смог ответить. Но для исторического романа не обязательно точно следовать данным истории, тем более если они не очень четко сформулированы в научном формате.

Главный вопрос и в романе, и в фильме, и в истории связан с тем, кем были те люди, которые выбрали Джанибека и Гирея своими ханами? Кем были те люди, которые выбрали в итоге Шибанидов и ушли вместе с ними завоевывать Среднюю Азию? Исходя из каких принципов они делали свой выбор? Было ли уже в тот момент разделение на казахов и узбеков, или оно возникло потом, уже после того, как они разделились на две части? Если верно последнее допущение, тогда получается, что те, кто потом стали предками казахов и узбеков, делали свой выбор исходя из политических предпочтений. Одни выбрали Шибанидов, другие потомков Орда-Еджена.

Естественно, что все это очень важные вопросы для исторической идеологии. Есенберлин в своей книге попытался уйти от этого вопроса. Например, когда он описывал военные действия сторонников Джанибека и Гирея с приверженцами Шибанидов, он использовал для обозначения последних термин «лашкар». Этот термин дословно переводится с персидского и пуштунского как воин. В Афганистане есть город Лашкаргах, это название переводится как военный лагерь. У пуштунов лашкар племен – это племенное ополчение.

Очевидно, что Есенберлин пытался показать, что войско Шибанидов связано со Средней Азией, и таким образом противопоставить их казахам. Это было справедливо для более позднего времени, но не для периода образования Казахского ханства. Так и авторы фильма «Алмазный меч», используя визуальные методы, попытались продемонстрировать, что Шибаниды все-таки ближе к Средней Азии, а не к степным просторам.

Здесь надо отметить, что это очень удобно с идеологической точки зрения. Здесь нам тоже повезло. Современный Узбекистан строит свою историческую идеологию на наследии империи Тимура. Шибаниды и завоевание узбекскими племенами Средней Азии в данном контексте не играют особенно важной роли. Потому что Узбекистан с историко-идеологической точки зрения претендует на все имперское наследство Средней Азии, включая и тюркскую и иранскую составляющие. В этом смысле империя Тимура более выгодна для образа истории Узбекистана, чем приход узбекских племен из степей современного Казахстана.

Поэтому мы можем говорить о борьбе против не слишком положительных Шибанидов, точно так же как применительно к более позднему времени о противостоянии в XVIII веке казахов Кокандскому ханству. Такое противостояние имеет отношение к династиям, но никак не к народам. И это удобно.

Но дальше будет сложнее. Министр культуры Арыстанбек Мухамедиулы говорил о том, что надо снимать исторические фильмы и в ближайших планах стоит фильм про сакскую царицу Томирис. Это очень удобная для государства тема и с идеологической точки зрения и с позиции наличия литературной основы. Про Томирис существует роман Булата Джандарбекова.

Да и вообще очень выгодный ракурс. Свободные кочевники саки ведут борьбу против мощной Персидской империи, которая стремится их поработить. Хотя здесь есть вопрос к визуализации образа. Потому что саки были европеоидами, и если в фильме будут играть актеры с монголоидной внешностью, то это будет серьезное нарушение исторической реальности. Хотя снимали же в Голливуде фильм про Чингисхана, где все герои были европейцы, а совсем недавно тоже произошло с фильмом про египетских богов. Но это было развлечение, в нашем случае все равно будет стоять вопрос об исторической идеологии.

Но главная проблема для исторической идеологии и для съемок соответствующих фильмов – это отсутствие литературной основы. У нас совершенно нет современной исторической литературы уровня тех романов, которые писали тот же Есенберлин или Нурпеисов («Кровь и пот»). С художественной литературой вообще все очень плохо, этот жанр практически не развивается. И дело здесь не только в государственной политике, дело в том, что нет соответствующей среды, нет спроса, нет рынка. Например, среди номинантов последнего русского Букера был исторический роман «Тобол» Алексея Иванова. Это эпическое произведение про историю Сибири с весьма неоднозначными трактовками исторического процесса, по которому уже начинаются съемки фильма и телесериала. И в случае с книгой и в ситуации с фильмом речь идет об окупаемом рыночном подходе.

Министр Мухамедиулы говорит о выгоде для государства, если снимать исторические фильмы. Но таким образом он вступает на очень тонкий лед, и не столько потому, что это у него нет литературы соответствующего качества, сколько потому, что касается исторической идеологии, а здесь надо быть очень аккуратным.

При активизации работы над историческим художественным материалом неизбежно выяснится, что мы не можем все время выезжать на джунгарах, в нашей истории, как минимум с 1465 года, есть много других моментов, которые требуют своего внимания.

РубрикиОбщество